Дать точный ответ Кириллу Сафронову я не могла, знала лишь, что девичьи влюблённости проходят быстро. Лучше, если они не оставляют шрамов на сердце. Храбрая, маленькая хакасская девочка перенесла много боли, отчаяния и страха, на самом деле – никто из нас, окружающих её взрослых людей, не мог представить себе и сотой части ужаса, обрушившегося на неё. И она сумела сохранить улыбку, способность сопереживать и даже влюбляться.
Вдруг Ёжкины умеют жить вечно?
Вечером никого не было, Кир закрыл дверь на замок, выставил Наваху и Антипа за дверь, что было удивительно, и целовал меня настолько долго, что заболели губы.
На руках отнёс меня в спальню, уложил на кровать, устроился рядом, так, что я не ощущала давления, стеснения, получая полную свободу действий и возможность прекратить в любой момент. Понимание, что Кир контролирует каждое своё движение, а не моё, делало меня почти открытой. А всё, что он творил – бесконечно счастливой.
Какими неимоверными усилиями Кирилл добивался баланса между собственной инициативой и моим подспудным, кажется, бесконечным страхом, я не понимала.
Знала лишь, что не хочу прекращать никогда в жизни. И не захочу.
Утром я тепло простилась с тётей Юлей, обещая прислать ей весточку по возвращению в Москву. С Егором Василенко и хмурым Богданом. Последний выглядел неважно – круги под глазами, угрюмый, тяжёлый взгляд, выбивающая почву из-под ног безэмоциональность, но всё же я улыбнулась ему и пожелала всего наилучшего его предприятию. Работа, кони – единственное, чем он жил.
С Олькой и дядей Андреем долго расшаркиваться смысла не было, через несколько дней мы должны встретиться на гонках. Кирилл поехал меня провожать, несмотря на то, что ему необходимо было готовиться в дорогу, заниматься хвостатыми питомцами, домом, всем, чем обычно живёт владелец питомника северных ездовых собак.
Всю дорогу мы молчали, не потому, что говорить не о чем, а потому, что сил на произношение звуков не оставалось. Будто все жизненные ресурсы и слова истратились прошедшей ночью.
Нет, Кирилл Сафронов не просил у меня руку и сердце, не признавался в любви, не произносил громких слов, облачённых в красивые словосочетания.
Он всего лишь сказал – ему жаль, что три недели закончились так скоро, он бы хотел, чтобы моя командировка не заканчивалась как можно дольше, лучше никогда. Признался, что не чувствовал ничего подобного раньше, и это невероятное чувство хочется продлить…
Кир, как сибирский хаски на стремительном спринте, чувствует себя обманутым, он хочет марафона со мной. Бесконечно долгого, до самого горизонта.
– Подумай, – сказал Кир перед посадкой. – Подумай и скажи ответ на финише.
– Это сложно, Кирилл, – отвела я взгляд.
– Это вопрос доверия.
– До самого горизонта?
– Дальше, – спокойно, с чертовски привлекательной, солнечной улыбкой ответил он.
Я не выдержала, прижалась губами к этой улыбке, в надежде захватить кусочек с собой, просто про запас, и вдруг поверила, что до горизонта можно добраться, а с лучшим каюром русского севера – перешагнуть его.
– Я отвечу на финише, – шепнула я.
– Я буду первым.
Глава 18
До места проведения гонок я добралась без приключений. За время, пока я выбиралась из зоны получения багажа, Агриппина позвонила несколько раз, когда же дружелюбный сопровождающий встретил меня – позвонила и ему, заставив поклясться святыми Дольче и Габбана, что доставит Люблянскую Фаину Сергеевну в целости, сохранности и прекрасном расположении духа.
Естественно, я добралась до места будущих событий значительно раньше Кирилла с командой и других участников гонки. В уютном номере с комфортной кроватью, рабочим столом и вместительным шкафом, я неспешно перебирала накопленные за три недели материалы, понимая, что можно написать целую книгу о жизни питомника северных ездовых собак «Звезда Хакасии».
С монитора на меня смотрела Сали – сдержанная и деликатная собака, а ещё мудрая, своей особенной, собачьей мудростью. Красавчик Антип, пользующийся неизменной любовью слабого пола себе во благо. Илка и Мара – всегда вместе, бок о бок, похожие и разные одновременно. Наваха – жизнерадостный оптимист, будущий вожак. Чаплин, уверенно идущий на поправку. Пёсик уже бегал по двору и задирал других собак, нарываясь на неприятности. Пушистые облака самоедских собак – инициативная, деятельная компания, всегда готовая рвануть до горизонта, не теряющая надежду прорыть туннель за пределы питомника-крепости. Аляскинские маламуты, невозмутимо поглядывающие на соседей по вольерам, теряющие показную степенность при виде хозяина. Требующие чесать, любить и на ручки.
Все хвостатые питомцы Кирилла смотрели на меня и будто говорили то же самое, что сказал их хозяин. Им, как Киру, было мало спринта со мной. Они хотели марафон до самого горизонта.
Что хотела я? Ответа у меня не было. А что вы хотите от неорганизованной, бестолковой меня?