Доверенное лицо

— Едва ли. Уж они-то должны были знать, что меня нет в гостинице.

— Вы ведь готовы отказаться от завтрашней встречи, если они примут ваши условия. Они их приняли.

— Я никому не ставил никаких условий.

— Но они просили меня передать вам об этом, — вставила управляющая.

— Следовательно, их не смущало, что об этом все узнают? И вы, и К.?

Мистер К. сцепил костлявые пальцы.

— Мы хотим убедиться, — сказал он, — что секретные документы все еще при вас.

— Боитесь, что я их уже продал? По дороге в гостиницу?

— Мы обязаны проявлять осторожность, — сказал К., словно прислушиваясь, не ходит ли за дверью доктор Беллоуз на бесшумных резиновых подошвах. Видно, его даже здесь не отпускал смертельный страх быть оштрафованным на шиллинг.

— Вы действуете по инструкции? — спросил Д.

— Наши инструкции достаточно гибкие. Многое оставлено на наше усмотрение. Быть может, вы все-таки покажете нам бумаги?

Женщина молчала — она предоставила слабым помериться силами.

— Нет, не покажу.

Он посмотрел на К., потом на нее. Ему показалось, что инициатива, наконец-то, переходит в его руки. Еще бы поэнергичней на них поднажать… Но он был слишком измотан. Англия на каждом шагу воскрешала в его душе образы былого и напоминала, что он занимается не своим делом. Сидеть бы сейчас в библиотеке Британского музея и читать средневековые рукописи на старофранцузском. Он сказал:

— Я допускаю, что нами руководят одни и те же люди. Но доверять вам у меня нет никаких оснований.

Седой человечек сидел, как приговоренный. Опустив голову, он разглядывал свои обгрызанные ногти. Его сообщница в упор смотрела на Д. У нее было грубое властное лицо, хотя вся ее власть ограничивалась гостиницей сомнительного пошиба. Он знавал немало людей по обе стороны фронта, позже расстрелянных за предательство, чьи лица и манеры не внушали подозрений. Людей типа Ганелона по внешности не распознаешь.

— Уж не оттого ли вы так волнуетесь, что хотите получить свою долю из тех денег, которые я выручил за продажу документов? Так вот знайте — я не торгую государственными секретами.

— Ну, что ж, тогда вы, вероятно, не откажетесь прочитать это письмо? — внезапно сказала женщина. Единоборство мужчин кончилось, управляющая брала игру на себя.

Он медленно и внимательно прочел письмо. В его подлинности не могло быть никаких сомнений. И подпись, и даже сорт бумаги, на которой в министерстве писали такого рода документы, были ему хорошо знакомы. Все без обмана. Стало быть, это конец его миссии — женщине предоставлялось право забрать у него секретные бумаги, с какой целью — не указывалось.

— Как видите, — сказала женщина, — вам не доверяют.

— Почему же вы не предъявили мне это письмо, когда я приехал?

— Доверять вам или нет — было оставлено на мое усмотрение.

Фантасмагория! Ему поручили доставить бумаги в Лондон; мистеру К. велели следить за его передвижениями по городу, но не сообщили о секретном смысле его миссии; этой бестии готовы были доверить и документы, и содержание задания, но опять-таки с оговоркой «только в крайнем случае» — если его поведение окажется подозрительным. Он вдруг сказал:

— Вам, конечно, известно содержание бумаг.

Она отрубила:

— Конечно.

Но он понял по ее каменному лицу игрока в покер — ни черта она не знает. Следовательно, это еще не конец сложным хитросплетениям полудоверия и полуобмана. А что, если министерство ошиблось, что если он отдаст им документы, а они продадут их Л.? Он знал, что верить можно только себе. Больше он ничего не знал. В комнате отвратительно пахло дешевыми духами — единственный признак того, что здесь жила женщина. И это было противно, как пахнущий духами мужчина.

— Теперь вы видите, — сказала она, — что можете ехать обратно? Ваша работа закончена.

Ситуация была одновременно слишком простой и слишком неопределенной. Министерство полностью не доверяет ни ему, ни им, ни вообще кому-либо на свете. Они в свою очередь не верят друг другу. Только каждый в отдельности знает о себе, честен он или ведет двойную игру. Мистер К. знает, как К. собирается поступить с документами. Управляющая знает собственные намерения. Ни за кого нельзя поручиться, — только за себя. Он сказал:

— Мне таких приказов не давали. Бумаги останутся у меня.

Мистер К. закричал пронзительно:

— Если вы будете действовать за нашей спиной…

В прыгающих глазках полунищего преподавателя энтернационо горели жадность и зависть. Да и чего ждать от человека с такой зарплатой? Под покровом высоких идей в измученных душонках идеалистов нередко вызревает предательство.

Управляющая тянула свое:

— Вы — человек сентиментальный. Буржуа, профессор. Со склонностью к романтике. Если вы нас обманете, с вами такое будет… Вам даже трудно себе представить, что произойдет.

Теперь он боялся взглянуть ей в лицо, как страшился бы заглянуть в преисподнюю. Она умела действовать на воображение. Прыщи на лице казались следами какого-то постыдного акта, от которого она так и не оправилась. Он вспомнил слова Эльзы: «Она как сумасшедшая».

— Кого обману? Вас или народ?