Кстати, про телефон. Весьма полезное изобретение, не находите? Деловые люди уверяли меня, что они без телефона как без рук. Я же, напротив, удивляюсь, как им удается заниматься чем-нибудь полезным, если это дьявольское изобретение находится на расстоянии в сто ярдов. Я готов представить Иова, Гризельду или Сократа, для которых этот прибор стал бы очередным испытанием долготерпения. Особенно Сократа. Трехмесячный абонемент – и знаменитый философ окончательно растерял бы свою репутацию.
Сам я не столь крепок. Однажды мне пришлось целый месяц прожить в помещении с телефоном, – если это можно назвать жизнью. Говорят, еще пара месяцев, и я смирился бы, однако я знавал бесстрашных и мужественных людей, способных четверть часа проторчать перед аппаратом, дожидаясь ответного звонка. По их словам, поначалу они бушевали, потом сломались. Либо вы растопчете эту машинку, либо она растопчет вас – третьего не дано.
Допустим, вы хотите увидеть приятеля, живущего неподалеку. Всего-то и нужно, что снять шляпу с крючка и потратить пять минут на дорогу. Тут в поле вашего зрения попадает телефонный аппарат, и вы решаете удостовериться, что приятель на месте. Вы дюжину раз жмете на рычаг, кипите от возмущения, бросаете трубку и садитесь сочинять гневное письмо в телефонную компанию, когда наконец вам отвечают.
Вы хватаете трубку и орете:
– Это безобразие! Я звоню битых полчаса! Набирал целых двадцать раз! (Бессовестное вранье, от силы шесть, да и полчаса – изрядное преувеличение.) Я буду жаловаться! Для чего мне нужен телефон, если он не отвечает? Не говоря уже о том, во сколько мне обходятся ваши услуги! Я целое утро торчу у аппарата!
– Что? Что вы сказали? Простите, не расслышала.
– Я сказал, что битый час пытаюсь дозвониться. Я буду жаловаться!
– Что случилось? Не держите трубку так близко. Я вас не слышу. Какой вам номер?
– Теперь уже не важно! Я спрашиваю, почему вы не отвечаете?
– Восемьсот? А дальше?
На мгновение вы теряете дар речи. Для выражения ваших чувств потребны иные средства: взрывчатка, топор или револьвер, но за неимением таковых вы смиренно просите соединить вас с номером четыре-пять-семь-шесть.
– Четыре-девять-семь-шесть? – уточняет телефонистка.
– Нет. Четыре-пять-семь-шесть.
– На конце семь-шесть или шесть-семь?
– Да нет же! Не шесть-семь, а семь-шесть, хотя я уже ни в чем не уверен.
– Так определитесь, чего вы хотите. Вы держите меня на проводе целое утро.
Вы сверяетесь с записной книжкой, и наконец вас соединяют. И вот вы стоите, крепко прижав трубку к уху, и ждете.
Мужчина, который вытянулся в струнку, прижимая к уху телефонную трубку и напряженно вслушиваясь в пустоту, представляет собой весьма нелепое зрелище. Болит спина, болит голова, даже волосы на голове ноют от боли. Сзади открывается дверь, кто-то входит. Не оборачиваясь, вы чертыхаетесь – дверь раздраженно захлопывается. Вы тут же соображаете, что это была Генриетта, которую вы обещали сводить на ленч в половине первого. Все верно: вы угодили в сети этого дьявольского изобретения ровно в полдень, с тех пор прошло полчаса. Вся жизнь успевает промелькнуть перед вашим мысленным взором. Вы готовы сдаться, вы почти убедили себя, что овчинка выделки не стоит, когда телефонистка интересуется, закончили вы разговор или нет.
– Что? – От возмущения вы подскакиваете на месте. – Да я его и не начинал!
– Тогда поторопитесь, вы держите линию.
Проглотив обиду, вы делаете еще одну попытку.
– Алло? – лепечете вы на последнем издыхании, и тут – о радость, о мука! – слышите далекий голос:
– Слушаю.
– Это четыре-пять-семь-шесть?
– Что?
– Это вы, Уильямсон?
– Что? Кто это?
– Это восемь-один-девять, я Джонс.
– Бонс? Какой Бонс?
– Мистер Уильямсон, это вы?
– Кто? Я? А вы кто такой?
– Я Джонс! Мистер Уильямсон на месте?
– Кто?
– Уильямсон. У-иль-ям-сон.
– Сон? Какой сон? Ничего не слышу.
Проявляя нечеловеческое упорство, вы с трудом втолковываете болвану на том конце провода, что вам нужен мистер Уильямсон.
– Он только что вошел, – сообщает тот, и вы хватаете шляпу и выбегаете на улицу.
И вот вы на месте.
– Я к мистеру Уильямсону.
– Простите, сэр, но его нет.
– Как нет? Вы же сказали по телефону, что он только что вошел!
– Ничего подобного! Не вошел, а вышел!
Вы возвращаетесь к себе и усаживаетесь напротив телефона. Тот висит себе на стене, довольный и невозмутимый. Будь перед вами прибор попроще, его часы были бы сочтены. Отбойный молоток или кочерга – и ненавистный аппарат разлетелся бы на осколки по числу жителей Лондона. Однако поскольку вы не доверяете всяким электрическим штуковинам, да и сам черный ящик с изогнутыми проводами выглядит зловеще, вы ограничиваетесь проклятиями.
Впрочем, эти неприятности ничто по сравнению с тем коварством, с которым телефон вторгается в вашу жизнь, когда звоните не вы, а вам.