В прошлый вторник Доротея очень расстроилась – словно бедняжке до апреля запретили жевать ревень, особенно запивая лимонадом. Ее мать прочла ей лекцию о боли, из которой Доротея уяснила, что мы должны терпеть и благодарить Господа за беды, которые Он нам посылает. Изумленная Доротея, как свойственно детям, тут же углубилась в подробности.
– И за рыбий жир, который Он нам посылает?
– Конечно.
– И за нянь?
– Особенно за нянь. У некоторых девочек вообще нет нянь. И хватит болтать!
В пятницу я обнаружил ее мать в слезах.
– Почему ты плачешь? – спросил я.
– Доротея такой странный ребенок! Иногда я совсем ее не понимаю.
– Что на этот раз?
– Ты ведь знаешь, какая она спорщица.
Да уж, не в бровь, а в глаз. И от кого только Доротея этого нахваталась!
– Так вот, она рассердила меня, и в наказание я не разрешила ей вынимать куклу из коляски.
– И что дальше?
– Доротея ничего не ответила, но пробурчала мне вслед, ты ведь знаешь ее манеру?
– И что же она пробурчала?
– Она сказала…
– Ну же, не тяни.
– Она сказала: «Придется терпеть, я должна благодарить Господа за мать, которую Он мне послал».
По воскресеньям Доротее разрешается обедать в общей столовой. Мы хотим, чтобы она перенимала от взрослых хорошие манеры и правила поведения за столом. Разговор зашел о политике. Увлекшись спором, я отодвинул тарелку и поставил локти на стол. А надо признать, у Доротеи и впрямь есть привычка вести внутренний монолог пронзительным шепотом, способным заглушить любовную сцену в театре «Адельфи». И я услышал, как она просипела:
– Я должна сидеть прямо. Я не должна ставить локти на стол. Только невоспитанные плебеи кладут на стол локти.
Я посмотрел на Доротею. Она сидела, вытянувшись в струнку, и глубоко ушла в свои думы. Все мы, как один, выпрямили спины, потеряв нить разговора.
Разумеется, когда Доротею отправили в детскую, мы обратили ее слова в шутку, но, похоже, смеялись мы над собой.
Наверное, пришло время вспомнить детство. Очень хочется понять, так ли бесхитростны дети, как кажутся.
©
О радостях и выгодах рабства
Окно моего кабинета выходит на Гайд-парк, и довольно часто, следуя советам журнальных передовиц, я развлекаюсь весьма поучительными наблюдениями за снующими внизу людьми, изучая человеческую жизнь в миниатюре. Вот бедная женщина, дрожа на холодном ветру, бредет передохнуть после трудов неправедных. Несчастная рабыня, обманом завлеченная на самое дно, навеки прикованная к галере. Для цивилизации ты жалкая псина, пожирающая отбросы на улицах восточных городов. Но это не повод плевать тебе в лицо. Ступай в конуру! Возможно, Господь в своей доброте пошлет тебе сны об уютном очаге и серебряном ошейнике.
А вот жалкие поденщики, дровосеки и водоносы, сонные и понурые, с котомками с нехитрой снедью. Слышен бой Большого Бена. Спешите, труженики, пока бич надсмотрщика не пал на ваши покорные спины и не раздался крик: «Поздно, лентяи, проваливайте, нам не нужны лежебоки!»
Ремесленники, сгибаясь под тяжестью инструментов, тревожно вслушиваются в бой часов. Свистит бич.
За ними, любезничая на ходу, следует юная парочка: приказчик с продавщицей; им в спину дышат мелкие клерки и лавочники. По местам, рабы, принимайтесь за работу!
Их дети – дети рабов – радостно хохоча, бегут вслед за родителями. Будьте прилежны, нежные крошки, и настанет час, когда вы подхватите из ослабевших рук весло и кинетесь в ревущую пучину. Ибо рабство не вечно. Пройдут годы, и мы наберемся смелости потребовать награды за труды, и когда-нибудь вернемся в землю наших предков. Вам суждено сохранить память о наших трудах. А теперь марш в школу, милые детки, там вас научат быть хорошими рабами.
Важно задрав нос, по улице движутся рабы из образованных: холеные адвокаты и напыщенные врачи, журналисты и поэты, художники и священники, но и им нет покоя! Поглядывают на часы, боятся опоздать, прикидывают размеры гонораров и будущих трат. Поистине этим досталось больше всех. У плети, что свистит над их головой, не один, не два, а все пятьдесят хвостов! Трудись, образованный раб, иначе вспомнишь вкус сигар по два пенни и кислого вина. Не зевай, не то променяешь вальяжный экипаж на тесный омнибус, а твоей жене придется донашивать прошлогодние наряды. Не вздумай лениться, иначе вместо элегантных костюмов носить тебе отвисшие на коленях брюки, а Кенсингтон за окном сменит Килбурн. Да, мой образованный собрат, наша плеть всех злее.
Следующим номером идут светские невольники, которые фланируют под моим окном, причесанные и наряженные по последнему слову моды. Их бессмысленные передвижения – тяжкий труд. Они вынуждены являться сюда каждый день, бродить по опостылевшим дорожкам, обмениваясь друг с другом навязшими в зубах фразами. В назначенный час в перчатках модного цвета и галстуках модного фасона они выезжают на велосипедную прогулку по строго проложенному маршруту. Вечером они снова здесь, в экипажах и новых нарядах, к ужину еще одна перемена платья, после ужина – наскучившие развлечения, пока от усталости и скуки они не засыпают на ходу.