Морщины на щеках старого вора разгладились и, продемонстрировав три сохранившихся спереди зуба, он состряпал щербатую улыбку:
– Лык пожаловал… Я вас, бродяги, уже неделю поджидаю. А давеча, как назло, в магазин поперся.
Только тут джентльмены заметили в руках хозяина доисторическую авоську с набором «мечта развитого социализма» – бутылкой водки, половиной батона вареной колбасы, банкой маринованных огурчиков и половиной кирпича черного хлеба. Данила Спиридонович отметил взгляд визитеров и усмехнулся.
– Харчи употребляю, к которым душа привыкла. Не побрезгуете, поделюсь.
С арендованными банкиром хоромами, где уже больше трех недель нежились джентльмены, жилище старого уголовника являло разительный контраст. Хотя по-своему закоренелый холостяк некоторого уюта добился. Ни пустых бутылок, ни консервных банок или другого хлама гости не заметили. Стулья с гнутыми спинками, стол, покрытый газетой, резной дубовый буфет, диван с подушками «валиком» и трехстворчатый шифоньер составляли убранство его гостиной. Спальня, отделенная перегородкой, двери не имела. Из гостиной к ней вела арка в стене. Никелированная кровать и коврик с плавающими лебедями говорили о консервативных вкусах хозяина не только в области гастрономии.
Данила Спиридонович выложил на стол содержимое авоськи, достал из буфета четыре граненых стакана и предложил гостям рассаживаться.
– Мы не пить к тебе приехали. Давай с капустой закончим. – Лыкарин извлек из кармана прозрачный пакет с долларами и положил рядом с банкой маринованных огурцов: – Считай, Хомяк.
Старый вор удалился в спальную арку и вернулся в очках. Валюту он раскладывал кучками, заняв ею все свободное пространство стола. Считал долго, причмокивая и беззвучно шевеля губами. Покончив с подсчетами, аккуратно вернул доллары в пакет, пакет сунул в ящик буфета. Вытащил из-за уха чернильный карандаш, послюнявил, закатал рубаху и что-то написал на тыльной стороне локтя. Покончив с записью, выпустил рукав обратно.
– Нет базара, мужики, все путем…
– Странная у тебя, Хомяк, привычка – малявы на руках строчить. – Подивился на старика Водиняпин.
– Пацан, не малявы, а бухгалтерию. Не буду же я при вас свои учетные книги из потайных мест доставать. Подойдет время, перепишу. Водочки примете?
Лыкарин отказался:
– Не надо, Хомяк, тут тебе одному порция на вечер.
– Фартовые мои, это недельная пайка. Я больше лафита в день уже как двадцать лет себе не позволяю.
– Здоровье бережешь?
– Репку, пацаны, берегу. У меня она обязана быть светлой. Бухгалтерия мути не любит. Да и здоровье тоже. Чего мне на тот свет торопиться? Живу, не тужу. Братва меня уважает – хлебушек даровой. Заметьте, по понятиям жизнь прожил, вот и добился на старости лет харчей сладеньких. Живите по понятиям, и вам перепадет.
Джентльмены пожали воровскому кассиру руку и пошли к калитке. С другой стороны улицы, у поворота к оврагу, заметили серебристую иномарку.
Водиняпин тихонько ткнул Лыкарина пальцем в бок:
– Гляди, Федя, уж не менты ли пасут нашего бухгалтера?
– Возможно, но это уже не наше кино.
Косых постучал по стволу старой липы:
– Хотелось бы верить. Представляете, если за одно и нас возьмут? Документов нет. Просветят – мы в тюряге. И начнется базар. Или засадят обратно, или профессору опять придется бабки за нас отстегивать.
– Не профессору, а Арсению, – Поправил Лыкарин.
– Какая разница. Не дело их подставлять…
Косых похлопал друга по плечу:
– А нам и не придется. Это был последний и решительный бой. Прощай, воровская жизнь.
В Москву решили ехать на транспорте. От Солнцева на автобусе до метро, а на метро до дома. Пока шли к остановке, несколько раз проверяли, нет ли хвоста. Но слежки не заметили.
Маршрут автобуса делал в микрорайоне круг. В это вечернее время народ стремился в спальный район из центра. В Москву ехали единицы. Джентльмены уселись на передних сидениях. Лыкарин изучил бумажник:
– У меня около тысячи. А у вас?
Косых и Водиняпин имели полторы на двоих.
– На кабак не хватит. Ужинаем дома.
Перед апартаментами посетили супермаркет и запаслись продуктами. О меню не спорили – сошлись на пельменях. Не слишком изыскано, зато быстро и без хлопот. Но бутылку взяли. Свободу от долговых обязательств перед преступным сообществом душа требовала отметить. Водиняпину поручили варить пельмени, Косых накрывал на стол, Лыкарин резал овощи. Он же и включил телевизор. По НТВ передавали сводку событий. Федор не смотрел на экран, но услыхав слово «Чоботы» отложил ножик в сторону. На экране возник знакомый пейзаж.
– Мужики, быстро сюда.
Водиняпин и Косых тоже уставились на экран.
– Это же дом Хомяка!
«…на крики жильца соседка вызвала милицию. По предварительным данным медицинского эксперта, перед смертью Банькова пытали. Учитывая уголовное прошлое жертвы, следствие не исключает возможность криминальных разборок».
Водиняпин ткнул пальцем в экран:
– Мужики, вы сечете, что это значит?
– Мочилово на нас повесят?
– Не исключено. Интересно, кто постарался? Неужели легавые?
Вспомнив серебристую иномарку, Лыкарин тихо сказал:
– Я тачку запомнил, ее номерок тоже, – и выключил телевизор.