Доступ

– Да, да. Ща требует чтобы я доложили. Ну, э, Музин, я ж доложил! Давай-ка топай, топай. – махал он Борису ладошкой, точно пыль хотел стряхнуть, а художник твёрдо отвечал:

– Мне доступ необходим.

– Иваныч, ну хоть ты разбери чё он хочет!

Из всего бессвязного повествования Начохраны выхватил только термин «право». Он действует на стражей толи как вызов и насмешка, толи как грубость язвительная. И сразу они морщатся, но нет-нет, да задумаются вдруг. Почешут затылок, насупятся. Так сделалось и теперь.

На другом конце затылок уже был порядком исцарапан, а прямо здесь боевая клякса решила стать героем, – Да чё там, щас я его! – прорычал бугай и пошел на бедного Музина. Художник отступил, и приготовился вопить.

«Стой! Жди!» – раздался вопль Иваныча и следующие пять минут, он вызванивал личного помощника того самого Бибровича. Наконец секретарь нехотя взял, и, прослушав длинный «так и так», замялся. Может, кто-то известный пришёл – из новой коллекции. Может Владислав Гусь, которого вчера с аукциона привезли. Обычно ведь художники не ездят. Впервой такое. Узнать фамилию, а заодно проводить посетителя в домик для гостей, добавил помощник и побежал шустрить.

Охранник получил приказание и как бы конфузясь пред художником предложил помочь нести треногу. Тот вцепился мертвой хваткой. И помалу отходя от стресса ступил вперед.

Пока Музин с сопровождением брёл за ворота по раскинутым садам в скандинавский коттедж, называемый комнатой ожидания, помощник получал информацию. Это ведь Музин, давно забытый Музин! Неизвестный Музин! И он даже не зашел толком, а уже можно было его пнуть. Правда теперь вставал другой вопрос: право доступа это как? Гугл выплюнул ссылки. А помощник, как водится, был тревожный и набожный, а потому решил спросить штатных юристов, уж не зря же они штатные. Пока те отвечали, Борису принесла кофе молодая девушка в короткой юбке, и он при ней серьезно стал возиться с сумочкой, раскладывая краски.

И юристы сыпали терминами только что прочитанными, суля бедствия и хулу на голову нарушивших, так для подстраховки, и чтобы в случае чего с них взятки гладки. Поэтому обратились к заму Бибровича Столману, тот взял мобильный, лично поднялся в кабинет Эдуарда Валентиновича и вместе они позвонили Начохранину.

О том, что происходило на той стороне трубки Музин знать не мог. Но мы с вами попробуем представить кабинет миллиардера. Один из тех кабинетов, о которых мало кто имеет ясное представление. Кабинет, скажем, просторный и полный антиквариатом. Античная роскошь, пережатая здесь современными гаджетами, и сидит, откинувшись на диванчике, сам Бибрович, а рядом Столман, одетый в деловой костюм богаче и чище босса. На столике виски какой-то заморский и дубовый сундучок с кованой отмычкой.

Бибрович недовольно раздул щёки: – Зачем меня дёргать по такой х…

– Эдуард Валентинович, рекомендую вам всё рассчитать и этого Музина впустить – сухо и чётко отвечает ему Столман.

– Я теперь каждого бездаря кто мне малевал должен к себе домой приглашать? Очередь знаешь какая будет!

– И всё же рекомендую. Сейчас время, Эдуард Валентинович, сами знаете, неспокойное. Скандалы, коррупцию опять же капают ютуберы эти. А в СМИ попадать с вашими заказами и прочим надо только по хорошим поводам. Вот скажем, у него диктофон или съемка. Скажем он засланный чей.

– Эх, Медуза-херуза, всех бы их отсюда. Не зря агентов этих придумали иностранных. Людям жить не дают.

Столман убаюкивал: – Мы с юристами этот момент проработаем. И уже завтра линия защиты в кармане…

Тут они порешили, включили Начохраны, всыпали и дали инструкцию. А мы покинем этот абстрактный кабинет, пролетим над элитным Рублевским домиком и вернемся обратно.

Здесь в просторной комнате бугай охранник сидел против Музина насупившись. Не дали ему удаль показать. Так ещё и прогнули, заставили извиняться и треногу нести. Музин всё боялся, что сейчас вот погонят, но внутренне гордился тем что дошел так далеко.

Наконец в дверь вошел высокий худощавый человек. Представился он дворецким господина Бибровича. И тут же уладил с охранником. Дворецкий был немец в клетчатом коричневом костюме с идеальной выправкой и произношением. Отчего немец? Да оттого, что, когда отчитывал охранника, приговаривал: «Нельзя быть грубым с гостями. Наши правила айн, цвай и драй есть вежливость».

После искренних извинений немец сказал, что с телефоном нельзя, а также, что нужно пройти некий досмотр. Тот же охранник забрал телефон в сейф и ощупал Музина, оглядев ему глаза с фонариком, и подолы пиджака похлопав.

– Через рамку? – строго осведомился дворецкий.

– Проходил. Ничего, – злобно цедил охранник.

– Тогда милости просим. Господина сейчас нет. Я вас провожу.

Борис после досмотра как-то завалился на одну сторону, левое плечо было выше, правое ниже. Неловко он поправлял съехавшее на носу пенсне, будто оно его так перевесило.

– Я вам помогу, – предложил немец понести треногу и сумочку с утварью. Но Борис опять вцепился и побрёл вперёд. Вышли на улицу и отправились теперь вдвоём.