Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

Из четырех обезьян, оснащенных длинными палками, чтобы доставать орехи, три действовали наугад, добиваясь успеха в половине случаев, чем, судя по всему, были очень довольны. Но не Роберта, молодая самка, которая предпринимала одну попытку за другой. Вставив палку с левого конца трубы, она обегала трубу вокруг, чтобы посмотреть, как выглядят палка и орех с правого конца. Затем она вставляла палку с правого конца, только для того, чтобы заглянуть в трубу с левого. Она продолжала бегать взад и вперед, иногда добиваясь успеха, а иногда нет, пока не научилась действовать безошибочно.

Как Роберте удалось решить проблему? Исследователи предположили, что методом проб и ошибок она выяснила, что палку надо вставлять в тот конец трубы, который дальше от ореха. Так орех можно было вытолкнуть, минуя ловушку. Это предположение было проверено несколькими способами, в одном из которых Роберте предложили трубу без всякой ловушки. Теперь, чтобы достать орех, она могла вставлять трубу с любой стороны. Тем не менее Роберта продолжала бегать от одного конца трубы к другому, оценивая расстояние до ореха, таким образом следуя выработанному правилу, принесшему ей успех. Поскольку Роберта действовала так, будто ловушка оставалась на месте, очевидно, что она не придавала значения устройству трубы. Визалберджи пришла к выводу, что капуцины способны решить подобную задачу, по существу не понимая ее{112}.

Это задание выглядит простым, но на самом деле сложнее, чем кажется: дети уверенно выполняют его, когда им исполняется больше трех лет. Из пяти шимпанзе, которым предложили решить подобную задачу, только двое обнаружили причинно-следственную связь и научились избегать ловушки{113}. Но если Роберта просто усвоила, какие действия ведут к успеху, то шимпанзе разобрались, как работает ловушка. Они сумели составить представление о взаимосвязи между своими действиями, имеющимися орудиями и полученными результатами. Это так называемая репрезентативная умственная стратегия, которая позволяет принимать решения до начала действий. Подобное различие может показаться незначительным, так как и капуцины, и шимпанзе решили задачу, но на самом деле оно очень принципиально. Уровень, на котором человекообразные обезьяны понимают назначение орудий, предоставляет им широкие возможности в их использовании. Разнообразие технологий, применяемых человекообразными обезьянами, включая изготовление орудий и наборы инструментов, доказывает, насколько важны развитые познавательные способности. Американский специалист по приматам Уильям Мэйсон в 1970-х гг. заметил, что эволюция, наделившая гоминидов познанием, тем самым выделила их среди прочих приматов, так что лучшее определение для человекообразной обезьяны — мыслящее существо.

«Человекообразная обезьяна организует мир, в котором живет, внося порядок и смысл в свое окружение, что ясно отражается в ее действиях. Наверное, не слишком убедительно звучит, что шимпанзе „обдумывает“, как поступить, когда сидит, изучая возникшую проблему. Разумеется, такое определение лишено как оригинальности, так и строгости. Но мы не можем не прийти к выводу, что нечто подобное происходит и оказывает существенное влияние на поведение человекообразных обезьян. Мне кажется, что лучше быть не вполне корректным, чем совершенно неправым»{114}.

А вот и вороны!

Я впервые познакомился с задачей с трубой, когда посетил парк снежных обезьян Дзигокудани в Японии — одно из самых холодных в мире мест, где обезьяны живут в естественных условиях. Проводники туристов использовали эту трубу, чтобы продемонстрировать сообразительность обезьян. На месте кормления у реки, которое привлекало снежных обезьян из окружающих горных лесов, была установлена труба с кусочком батата внутри. Вместо того чтобы воспользоваться палкой, как капуцины, одна из самок снежных обезьян запустила в трубу своего детеныша, крепко держа его за хвост. Малыш добрался до пищи и прижал ее к себе, после чего был вытащен любящей матерью, которая тут же вырвала приз из его цепких рук. Еще одна самка собрала камни, которые бросала с одного конца трубы, так что пища вылетала с другого.