Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

Остальные человекообразные обезьяны также превосходно умеют использовать орудия, и я уже ранее приводил данные, опровергающие мнение, что гиббоны не обладают этой способностью{107}. Но сведения о подобном поведении человекообразных обезьян в дикой природе немногочисленны или просто отсутствуют, создавая впечатление, что только шимпанзе — мастера применения орудий. Есть только намеки, например, когда горилла предусмотрительно разряжает ловушку, поставленную браконьерами, для чего нужно хотя бы примитивное представление о механике, или как она пересекает глубокую воду. Когда слоны вырыли новый водопой в болотистом лесу Республики Конго, немецкий приматолог Томас Брюер заметил самку гориллы Ли, пытавшуюся преодолеть его вброд. Она остановилась, когда наполовину погрузилась в воду — человекообразные обезьяны терпеть не могут купаться. Ли вернулась на берег и подобрала длинную ветку, чтобы определить глубину. Нащупывая дно веткой, она зашла далеко в воду, пока ее не заставили вернуться вопли детеныша. Этот пример вскрывает недостаток в определении Бека: несмотря на то, что ветка ничего не изменила ни в окружающем пространстве, ни в собственном положении Ли, она, несомненно, послужила орудием{108}.

Шимпанзе считаются самыми разносторонними в применении орудий приматами, не считая нас, но это престижное положение может быть оспорено. Соперником шимпанзе стал не представитель гоминидов, а маленькая обезьяна из Южной Америки. Бурые капуцины в течение многих столетий сопровождали шарманщиков, а в последнее время служат помощниками больных детским церебральным параличом. Эти обезьяны очень ловко действуют руками и особенно любят по чему-нибудь стучать или что-нибудь разбивать. Наблюдая за колонией капуцинов в течение десятилетий, я убедился, что стоит им что-нибудь дать (кусок моркови, огурец), как они немедленно превратят это в кашу, бросая об пол или о стену. На воле обезьяны обрабатывают таким способом устриц, пока моллюск не расслабит свою мышцу и они не смогут открыть раковину. Осенью наши капуцины в Атланте собирали такое количество орехов гикори, упавших с соседних деревьев, что мы целый день слышали непрекращающиеся звуки ударов в своем офисе, примыкавшем к помещению для обезьян. Это был веселый звук, потому что обезьяны пребывали в прекрасном расположении духа, когда занимались подобными вещами. Чтобы вскрыть орехи, некоторые из них использовали твердые предметы (пластиковую игрушку, кусок древесины). Примерно половина капуцинов в одной группе научилась такому способу колоть орехи, в то время как во второй группе эта технология не была изобретена, несмотря на наличие тех же орехов и орудий. Вторая группа, очевидно, добывала меньше ореховых ядер.

Природные задатки капуцинов проявляются и в естественных условиях. Впервые о капуцинах, раскалывающих орехи, сообщил испанский натуралист более пятисот лет назад, а в наше время международный коллектив исследователей обнаружил десятки сообществ обезьян, владеющих этим навыком, в экологическом парке Тиете и других местах в Бразилии{109}. В одном из сообществ капуцины съедали мякоть больших фруктов, а косточки бросали на землю. Через пару дней они возвращались, чтобы собрать эти косточки, которые к тому времени подсыхали и кишели личинками, служившими для обезьян лакомством. Набрав семян в рот, руки и свои (хваткие — да-да) хвосты, капуцины отправлялись искать твердую поверхность, например, на большом камне, а также камень поменьше, чтобы с его помощью раздолбить косточки. Учитывая, что камни, используемые капуцинами и шимпанзе в качестве молотков, примерно одинакового размера, а капуцины — величиной с небольшую кошку, получается, что капуцины справлялись с весом, составлявшим около трети веса их тела! Действуя, без преувеличения, как работники тяжелой промышленности, они поднимали камни высоко над головой, чтобы добиться мощного удара. После того как косточка раскалывалась, обезьянам доставались личинки{110}.

Раскалывание капуцинами орехов весьма расстроило приверженцев стройной сложившейся повести о людях и обезьянах. В этой истории мы не единственные существа, в прошлом которых был каменный век: наши ближайшие родичи даже продолжают в нем жить. Такую точку зрения подтверждают раскопки в тропических лесах в Кот-д'Ивуаре, где были обнаружены следы «ударной каменной технологии» (включая скопления камней и остатков расколотых орехов), которой шимпанзе пользовались на протяжении по меньшей мере четырех тысяч лет{111}. С этим открытием вырисовывается сюжет о культуре каменного века, общей для человекообразных обезьян и человека, весьма симпатично связывающей нас с нашими непосредственными родичами.