Доспехи бога

— Путешественник, — спокойно отвечаю я. Озадаченное молчание, бряцание оружия, сопение лошадей.

— Сорок демонов! Какой еще путешественник?

Подпустив в голос металла, отвечаю вопросом на вопрос:

— С кем имею честь?

В карету просовывается кончик копья и начинает шарить по тюкам, задевая порванную обивку. Хватаю наконечник и с силой толкаю копье обратно.

— А, проклятье! Вытаскивай его, Зуммо!

— Если кто сунется, стреляю в упор, — предупреждаю я, направляя в дверь арбалет.

Они гортанно переговариваются между собой, и я знаю, что таким обращением уже внушил к себе уважение. Мелкая птица не посмеет совать арбалет в лицо кнехтам.

— Дорожная стража, — говорит наконец один из них. — Куда направляетесь?

— В Новую Столицу.

— Ложь! В столицу тут не по дороге!

Они правы. Я повышаю голос.

— Я сам знаю, какой путь для меня короче.

— Ишь какой! Эй, ты! — теперь они обращаются к возчику. — Кого везешь?

— Господина, — отвечает испуганный возчик. — С девочкой.

— Где ты его подобрал?

— Вчера, невдалеке от Мыыльмаайю. Только я не подбирал. Открыл дверцу, девчонку засунул и сам забрался.

Он говорит чистую правду, умалчивая, однако, о двух полновесных сребрениках, примиривших его душу со свершившимся фактом.

— А почему ты решил, что он господин?

— Да кто ж станет сам лезть в карету?

Старший кнехт хмыкает, топорщит усищи, ища повода для придирки; повода нет — на карете герб, возчик самый что ни на есть безобидный — и это сердит вояку.

— Какого демона ездишь здесь? Указа, что ли, не знаешь?

— Хозяин меня посылал в имение.

— Зачем?

— Да это уж так, его дело.

— Смотри мне! А кого везешь?

— Да говорю ж, какого-то господина с девчонкой.

— А кто тебе позволил? Разве ты принадлежишь к гильдии возчиков? Хочешь небось деньги от хозяина утаить?

— Вечным клянусь, господин сержант, он сам сел в карету! Разве бывает так, чтобы господа спрашивали?

Надоело.

— Сержант, — сказал я, — мятежники ограбили нас под Мыыльмаалью. Отняли коня и повозку.

— Мятежники? — На лице сержанта сомнение. — И вы остались живы?

— Их было мало. Они удовлетворились поживой.

— Где же был ваш арбалет? — Теперь под усами ухмылка.

— Арбалет всегда при мне. И не советую вам его беспокоить.

— А почем мне знать, может, вы лазутчик бунтовщика?

— Вы сможете проверить это завтра, когда я высплюсь в усадьбе…

— Какая, к демону, усадьба! Здесь все пусто на десять пао окрест!

— В усадьбе Арбиха дан-Лалла…

— Сеньор дан-Лалла не примет первого встречного! — торжественно заявил сержант.

Я пожал плечами.

— Поезжайте следом, и вы сами увидите, примут ли меня в его усадьбе.

Возчик раскрыл рот и одарил меня возмущенным взглядом; в ответ я вновь пожал плечами: прости, мол, сам знаю, не по пути тебе, да что тут поделаешь…

Карета тронулась, всадники, поругиваясь, поехали сзади.

…Дорога затянулась почти на два часа, и вечер плавно перетек в ночь. Стараясь не шуметь, я сбросил драную дорожную куртку, достал из наплечного короба нарядный камзол и переоделся.

Подъехали уже в полной темноте, но, как ни странно, несмотря на кромешную тьму, ворота были распахнуты настежь.

Вокруг экипажа собирается дворня, подбегают несколько крупных, но не лающих собак. Спрыгиваю с подножки, разминаю ноги на скрипучем гравии.

Выносить Оллу пока что не спешу; успеется.

Распахиваются двери, в ярко освещенном проеме — высокий силуэт; сержант торопливо срывает берет, кланяется. Кланяюсь и я.

— Путешественник приветствует благородного рыцаря.

— И рыцарь приветствует путешественника, — старик наклонил голову в ответ.

В свете факелов лица не разобрать, хорошо различимы лишь просторное одеяние, пышная седая грива и посох-костыль в левой руке.

Когда я откинул полу плаща, сержант чуть ли не крякает: расшитый бисером камзол с рядами блестящих пуговиц произвел на него колоссальное впечатление.

— Почтенный рыцарь, обстоятельства привели меня к вашему порогу. Дочь моя тяжко больна, и это вынудило меня, презрев все опасности, тронуться в путь. Я позволил себе сказать сержанту, что сеньор дан-Лалла примет путешественника.

— Гостеприимство — закон этого дома, — строго сказал старик. — Кто сомневался?

Сержант сконфуженно кашлянул. Я поклонился еще раз со всей возможной учтивостью.

— Преосвященный Шеломбо из Калумы шлет вам привет, почтенный рыцарь.

— От души благодарю. В добром ли он здравии?

— Увы, не знаю. Я видел его больше недели назад, а сейчас в Калуме бунтовщики…

— И он, конечно же, не покинул храм, — сокрушенно покачал головой старец, и серебряная грива встала над головою нимбом. — В этом весь Шеломбо, храни его Вечный. Однако прошу вас в мой скромный дом, почтенный путешественник. Где ваша дочь? И что нужно здесь страже?

— Проводили господина, — объяснил сержант, — почитая, так сказать, своим долгом; так как Магистрат не выдает фуража для дальних разъездов, мы защищаем господ от всякого сброда доброхотно.

— Благодарю вас, сержант, — сказал я, — позвольте предложить вам небольшое пожертвование в пользу фуражного ведомства.

— Весьма и весьма… — смущенно пробормотал усач, принимая от меня сребреник и несколько треугольных медяков.

И сгинул вместе с подчиненными.