Досье генерала Готтберга

Наташа, почувствовав, что с сестрой происходит что-то странное, дважды порывалась приехать в Гамбург. Она уверяла, что мадам де Монморанси вполне готова принять Лизу у себя и даже устроить ее концерты в Парижской опере «Ля Сен». Но Лиза не соглашалась. Она не могла представить, как Наташа приедет в Гамбург, и ей придется сказать всем знакомым, что она — сестра вовсе не Лизы, а фрау Хелмер. Как она будет объяснять это Наташе, если даже себе не может объяснить? Потому она добровольно изолировала себя и несла свой крест одна. Сначала терпела, но потом стало невыносимо. Но главное, что угнетало Лизу, — за все время, пока она жила в Гамбурге, она ни на йоту не продвинулась в поисках досье Готтберга. Ей казалось, теперь она далека от осуществления своей цели, как никогда.

Однажды она попыталась заговорить с Руди об утраченных бумагах генерала, но он промолчал, словно пропустил мимо ушей ее слова. Спустя месяц она предприняла попытку возобновить разговор — и снова безрезультатно. Лиза все больше убеждалась, на этом пути она не достигает успеха. Надо что-то менять, и как можно скорее, И случай представился — жестокий случай, который объяснил все, поставил на свои места.

Лиза настояла, чтобы Руди подобрал ей нескольких учеников, из семейств, которые были вхожи в дом фон Крайслеров на Альстерштрассе, 38. Она совсем не удивилась, что этим состоятельным людям Крестен представил ее как фрау Ядвигу Хелмер, вдову его погибшего на фронте друга, которой он помогает участием. Приходилось принимать все, как есть. Три раза в неделю Лиза на своем красном «опеле» и неизменно в сопровождении Фрица, следовавшего за ней на машине поскромнее и на весьма приличном отдалении, посещала своих новых подопечных.

Она понравилась, ее манеры, речь, воспитание, приятная, элегантная внешность — все пришлось ко двору состоятельным немцам. Они часто приглашали преподавательницу остаться после занятий то на чай, то на обед. Сначала Лиза отказывалась, как и положено, потом уже стало неудобно. И дабы не стеснять хозяев, она задерживалась ненадолго, старалась уйти пораньше. Это тоже нравилось. В конце концов, сочтя ее женщиной с должным образованием и понятиями, ее стали рекомендовать в другие дома, круг учеников расширился. Лиза получала вполне приличные деньги и чувствовала себя более уверенно, особенно, когда Руди отсутствовал, временами долго. Если не замечать Фрица, следившего за ней по-прежнему, и телефонных звонков, к которым она была буквально привязана — Руди звонил время от времени, никогда не предупреждая заранее, словно проверял, где она, что делает. И выражал неудовольствие, если ее вдруг не оказывалось в квартире. Более того, Лиза подозревала, что он регулярно интересуется ею у фрау Катарины, не доверяя полностью ее собственным словам.

Консьержке, видимо, за это приплачивали, и Лиза порой удивлялась, с какой дотошностью та выспрашивает у нее подробности проведенного дня. Совсем как Марья Сергеевна в доме на Фонтанке, а разница лишь в том, что та старалась ради незапятнанности революции и высоких идеалов, а пани Катарина — только ради вознаграждения. А в сущности, никакой разницы.

Куда уезжал Руди и чем он вообще занимался, Лиза не знала. Он ей не рассказывал, она не спрашивала. Однажды Крестен обмолвился, что занимается возвратом ценностей, которые были похищены во время бомбардировки Гамбурга из дома баронессы фон Крайслер. Сначала Лиза поверила, находя это очень благородным — помочь пожилой женщине вернуть наследство, доставшееся ей от предков. Потом она стала замечать, что поиски антиквариата сродни военным действиям: Руди срывался с места столь неожиданно, как по боевой тревоге. Как-то раз Лиза спросила, зачем, собственно, так торопиться. Он не рассердился, объяснил, воры есть воры, их надо выслеживать и брать с поличным. Только тогда можно добиться чего-то существенного.

— Но разве поиском похищенных вещей не занимается полиция? — удивилась Лиза.

Она помнила, что даже в оккупированном немцами Минске была служба крипо, которая выслеживала уголовников. Это помимо гестапо, занимавшегося политическим сыском.

— Старая полиция распущена, — ответил Руди невозмутимо, — новой еще, в сущности, нет. Рассчитывать не на кого, все приходится делать самому. Хорошо, что верные люди помогают.

Кто были эти верные люди, кроме Фрица, конечно, Лиза не знала. Сама она их никогда не видела, но однажды, пока Руди спал, она случайно опрокинула в прихожей его портфель, оставленный в стенном шкафу. Изнутри выпали какие-то бумаги, помеченные, — шутка ли! — нацистским орлом и печатями, а также два пистолета с полным боевым комплектом.