Я тоже выхожу в грязь и вытаскиваю трос.
Трактор начинает нас вытягивать.
Я по дурости своей включаю первую передачу, двигатель всё время глохнет.
Трактор вытаскивает нас на сухое. Тракторист и не заикается о трёх рублях. Уезжает. Он сделал своё дело, вытащил нас, хотя мы даже и не успели его об этом попросить.
Кто в Москве остановится на дороге, чтобы помочь вам? Просить будешь, редкий водитель поможет.
Включаю движок. Машина проходит два метра и глохнет.
Начинаем думать. Задние колеса не вращаются. Замечаем два жирных следа. Нажимаю на тормоз – не нажимается. Колеса заклинило. Из ближайшего дома выходит Витя, явно из-за стола. Специалист. Говорит, что пружина в тормозах лопнула, надо снимать колеса. Начинаю снимать колесо. Колесо сняли, барабан не снимается. Ложатся под машину, бьют коленом, вывинчивают винты – не снимается.
Возвращаются на мотоциклах братья с приятелем. Останавливаются, начинают помогать.
Геннадий Андреевич испытывает неловкость передо мной:
– Проклинаешь, наверное, меня.
– Честное слово, нет. Сам балбес, надо было ехать сбоку, а не по колее.
Барабан не снимается. Все грязные.
Но почему так произошло? Один говорит – грязь попала в тормоза. Другой говорит, что колодки прикипели. У меня своя версия, которую я даже не озвучиваю, настолько она неубедительна.
К Виктору подходят его гости, оставленные за столом. Прощаются, уходят. А он таскает из дома инструменты – ремонтирует мою машину.
Барабан не снимается, спускают тормозную жидкость, какая-то гайка не отворачивается. Колодки не отходят.
Серега говорит:
– А ну, попробуй ручник.
Я пробую. Ручник заклинило.
Серега забирается под машину.
Всё понятно. Погнулся об землю кронштейн ручника. Вот его и заклинило. Колодки не расходятся. Машина не едет.
Пошел дождь.
А как же иначе.
Двое отходят к дому, распивают бутылку. Зря, что ли, за ней ездили?
Отжимают кронштейн, совершенно его разбив. Барабан снимается.
Дождь идет, ремонт – тоже. Ставят колесо, регулируют тормоз.
Выставляю две бутылки водки. Вообще-то у меня их четыре. Вынимаю шпроты, колбасу, помидоры. И зелени у меня полно – петрушка, укроп и сельдерей.
У меня в багажнике даже соковыжималка есть, но это потом.
Тут же во дворе, на лавке, всё это выпивается и съедается.
Я не пью.
– Да ты чего, нет здесь никакого ГАИ.
Но у меня недавно соли шли из почки, мне не до водки.
Прощаемся с Витей.
Геннадий Андреевич говорит мне:
– Думаешь, он ремонтировал из-за водки? Если бы водки не было, всё равно бы помогал. Здесь люди такие. Полдеревни бы вышло, всё равно бы отремонтировали.
Едем.
Сейчас мы в деревне Ивановское. Геннадий Андреевич лежит под окном на раскладушке. Он четыре часа ходил по лесу, собирал грибы, а я всё это время спал. Теперь я сижу, пишу, а он дремлет под окном на раскладушке. Тишина. И вдруг – крик, возня. Высовываюсь из окна. Это Лешка Грошев пришел вдупель пьяный и упал на Геннадия Андреевича. Они друзья с детства, и Лешка борется с Геной, приговаривая:
– Начинаем Олимпийские игры. Москва против Калинина.
Геннадий Андреевич здоровый парень, но Лешка Грошев тоже не слабый, хотя и пьяный. Лешка Трошев требует выпить, а Геннадий Андреевич предлагает сделать это через полтора часа. Но Лешка Грошев чувствует, что через полтора часа он уже не сможет выпить, потому что он уже будет лежать в нетрезвом состоянии.
Вот он сейчас и борется. Вдруг внезапно встает с раскладушки и со словами «Пойду к Бархатову выпью» удаляется.
Село Ивановское (теперь деревня) большое. И дома большие. Самый большой дом – это правление колхоза. Школа каменная, в ней раньше сторожка церковная была.
А церковь снесли в 1952 году. Потому теперь и деревня. Мочаловский дом хоть и покосившийся, но ещё крепкий.
Сейчас сижу в комнате, на столе керосиновая лампа. Электричество выключилось. Приезжала машина. Электрики искали разрыв в сети.
Выскочили мужики из машины и в гости к «отцу». Это прозвище такое – «отец». У него двое детей, и зовут его поэтому «отцом». Мы с Мочаловым заходили к нему минут за двадцать до электриков. Он спал. У кровати стоял стул, на нём консервная банка с окурками. Жена растолкала «отца». Он продрал глаза, потребовал закурить. Жена подала «беломорину». «Отец» – электрик и к тому же охотник. Он за зиму отстреливает до 10 куниц и до 300 белок. Вот и шкурку белки вывернутую мне показал. Так её сдают государству, вывернутой.
– А сколько платят?
– Рубль шестьдесят.
– А мне вы можете продать дороже?
– А чего продавать, бери так, вон у меня ещё одна, – и обе протягивает.
– Нет, так я не могу.
– Бери, тебе говорят.
И тут эти электрики ввалились вдвоем. Все хлынули на кухню.
Жена вбежала в комнату:
– Ой, не готовила же ничего, а где же стопки-то? Мочалов сказал:
– Пошли к Бархатову, посмотрим шапку беличью, ему «отец» белок продал, а скорняк знакомый шапку сшил.
Подходим к дому Бархатова, а сынишка его спрашивает:
– Шапку смотреть пришли?
Шапка оказалась шикарная. 25 белок пошло на эту шапку.
А пить Бархатов отказался:
– Хоть один день нормально проживу. Завтра с утра за грибами пойду.