Дорогие девушки

— Да что же это… — досадливо морщась, проговорил Плетнев и попытался встать рывком, но тут же тяжело брякнулся на стул, как мешок с картошкой.

Глаза его закрылись, и он потерял сознание.

22

Первое, что почувствовал Плетнев, проснувшись, это страшную головную боль. Виски словно бы сдавило железным обручем, в затылке заухал колокол, к горлу подкатила тошнота.

Плетнев застонал и сжал виски ладонями. Это было самое страшное похмелье в его жизни. Приоткрыв глаза, Плетнев огляделся и обнаружил себя лежащим на узком плюшевом диванчике. На стенах висели пожелтевшие гравюры в деревянных рамках. На столе стояла пустая чашка из-под кофе. Его чашка.

Плетнев попытался припомнить, где он и что с ним произошло. В голове что-то застучало, но Плетнев не сдался и, морщась от боли, напряг память. Сначала из глубины сознания всплыло женское лицо.

— Ма… тильда, — хрипло прошептал Плетнев.

Спустя минуту он вспомнил почти все. Как сидел за столом и спокойно выкладывал девушке секретную информацию, как идиотски хохотал, как легко и приятно ему было говорить правду.

— Ой, е… — прохрипел Плетнев и снова сжал голову ладонями. Но теперь уже не от боли, а от жгучего стыда. — Позор, — шептал он чуть ли не со слезами на глазах. — Позор… Что теперь скажет Александр Борисыч…

Вдруг Плетнев убрал руки от головы и завертел головой.

— Матильда, — тихо сказал он. И тут же повторил громким голосом: — Матильда! Ты здесь?

Ответом ему была тишина.

— О, черт! — Плетнев, превозмогая головокружение и тошноту, поднялся с дивана и медленной, пошатывающейся походкой двинулся по коридорчику. Он заглянул в туалет и ванную, потом прошел в комнату, выглянул на балкон. Матильды нигде не было.

Дверцы шкафов были открыты, на балках болтались пустые вешалки. На диване и кресле валялись какие-то вещицы, не то трусики, не то маечки. Все говорило о том, что квартиру покидали в страшной спешке. Проходя к шкафу, Плетнев обо что-то споткнулся. Он посмотрел себе под ноги. На полу лежал искореженный компьютер-ноутбук. Монитор оторвался, стекло было разбито. Несколько клавиш отлетели, и на их месте зияли дыры. Видимо, собираясь, женщина смахнула ноутбук со стола, да так и оставила лежать.

Это было все, что удалось обнаружить Плетневу.

Он устало опустился на диван, подпер подбородок ладонями и задумался. Баба сбежала — это ясно как Божий день. Опоила его какой-то дрянью, подмешав ее в кофе (а он-то удивлялся, почему у кофе такой странный привкус!), выудила из него всю информацию, а потом смылась.

Теперь ищи-свищи ее по всей Москве.

— Но как она меня вычислила? — проговорил Плетнев вслух. — Как она поняла, что я не простой охранник? Ведь не каждому ухажеру она подсыпает в кофе эту дрянь, развязывающую язык?

Плетневу казалось, что он вел себя безупречно и ничем себя не выдал. И все же где-то он прокололся. Где?… Впрочем, уже не важно. Все, что можно было выложить, он выложил. Опозорился по полной программе.

Рассеянный взгляд Плетнева упал на разбитый ноутбук.

«Вот что нужно забрать с собой! Если хард уцелел, мы можем посмотреть ее файлы. Господи, сделай так, чтобы хард-диск уцелел!»

В кармане брюк Плетнева завибрировал телефон.

Увидев на дисплее фамилию «Турецкий», Плетнев вновь почувствовал жгучий стыд. Однако деваться было некуда. Он нажал на кнопку соединения.

— Алло.

— Ну наконец-то! — бодро проговорил из трубки голос Турецкого. — Я звонил тебе раз пять! Что-то случилось?

— Случилось, Александр Борисович, — смущенно сказал Плетнев. — Я упустил Марину.

— До куда проследил? — уточнил Турецкий.

— Да в том-то и дело, что… до самой квартиры. Можно даже сказать, до самой кухни, — с горькой усмешкой добавил Плетнев.

— Так, — сказал Александр Борисович. — Значит, ты был у нее в квартире. Как ты там оказался?

— Подбросил ее до дома. Напросился на кофе.

— Ясно. — Турецкий помолчал. — И что было дальше?

— Дальше мы пили кофе… Вернее, я пил. Она сказала, что после кофе не может уснуть, поэтому она… — Плетнев осекся. Помолчал, вздохнул и сказал: — В общем, она подсыпала мне в кофе какую-то дрянь. Что-то вроде «сыворотки правды». Ну, я и…

— Что ты ей рассказал? — быстро спросил Турецкий.

— Да практически все. Я не очень хорошо это помню, но помню, что был страшно болтлив.

— Рассказал ей о наших поисках?

— Да. И о Шиловой.

— А о трупе, найденном в пруду?

— Вот это я смутно… — сказал Плетнев и мучительно потер пальцами лоб. — Скорей всего, рассказал. Понимаешь, эта дрянь… Я даже не знаю, что это было… Вероятно, какая-то трава…

— Ты сейчас где? — перебил излияния Плетнева Турецкий.

— Да здесь, в квартире.

— А она?

— Я же говорю: смылась. Пока я был в отрубе, собрала вещички и поминай как звали. Черт, не могу понять, как она меня раскусила!

— Теперь уже поздно ломать над этим голову, — сухо сказал Турецкий. — Виноват я. Забыл предупредить тебя, чтобы ты не входил с ней в непосредственный контакт. Кстати… как насчет контакта?

— В каком смысле? — не понял Плетнев.

— В прямом. Как далеко зашло ваше… общение?

— Да никуда не зашло. Потрепались на кухне, и все. Вернее, я трепался, а она слушала.