Дороги судьбы

Вероятно, когда-то первоначальное замковое здание было построено из дерева, но теперь здесь безраздельно господствовал камень — грубый, серый и пористый, совсем не привлекательный на первый взгляд. Только глаз опытного каменщика мог бы определить всю ценность этого материала, легкого и в то же время прочного, как мало какой другой. Таэлю уже встречались здания, построенные в этом архитектурном стиле: вытянутые узкие окна, стреловидные арки, причудливые островерхие башенки, увенчанные шпилями, порывисто устремленные в небо… Даже каменный навес над колодцем в центре двора, казалось, готов был оторваться от земли. Парадоксальное ощущение легкости, воздушности построек, и одновременно — непоколебимой надежности, несокрушимости мощных каменных стен не оставляло Таэля в таких местах. При этом он прекрасно осознавал всю иллюзорность этого ощущения — что не мешало восторгаться талантом архитекторов, сумевших почти без помощи магии вдохнуть жизнь в эти каменные громады. Таэль часто задавался вопросом, что же именно вызвало к жизни этот архитектурный стиль — извечное стремление человека приблизиться к небу, как принято считать, или неосознанное желание оказаться подальше от земли, в которую раньше или позже предстоит сойти каждому смертному? Иначе говоря, что движет ими в большей степени — страх или мечта? Ему так и не удалось найти ответ на этот почти риторический вопрос, но в одном он, глядя на изящный темный силуэт замка, готов был поклясться: комната хозяина почти наверняка расположена под крышей самой высокой из этих башен, таких тонких и хрупких на вид.

Старый граф встречал процессию во дворе. Еще с полпути Энгвальд выслал вперед гонца, и Таэлю оставалось только поражаться сдержанности, с которой хозяин всех этих земель принимает горестную весть. Старый граф Лессот был совершенно не похож на своего сына. Ростом он почти не уступал высокому и широкоплечему юноше, но от обилия мышц, которыми щедро одарила его природа, издалека казался кряжистым и низкорослым. Таэлю он напомнил старого матерого моржа — одного из тех, что довелось увидеть на крайнем севере, когда судьба занесла его несколько лет назад. Это сходство подчеркивали длинные, аккуратно расчесанные седые усы графа, свисающие, подобно моржовым клыкам, до подбородка и ниже. Чувствовалось, насколько заботливо обладатель этих усов относится к своему чисто мужскому украшению. Нет, ровным счетом ничего похожего. Разве что глаза — пронзительные, темные, с затаившейся на дне зрачков болью — казались одинаковыми и у отца, и у сына. Лучше любого другого внешнего сходства они говорили о родстве этих двоих — живого и мертвого, ушедшего туда, где нет тревог и сомнений, и оставшегося страдать и ненавидеть за двоих… Впрочем, полно, за двоих ли?

Старый Лессот стоял посреди мощеного булыжником двора, облокотившись на тяжелый меч с широким перекрестьем, и молча смотрел на приближающуюся процессию. Лицо его было совершенно бесстрастно и неподвижно, словно гипсовая маска. Таэль восхитился было самообладанием старика, но тут же сообразил, что вялотекущая война с Мовинами длится не первый год, и графу наверняка не раз уже доводилось терять в бою близких. «Понять бы еще, ради чего все это… — тоскливо подумал Таэль. Золото, драгоценности, меха? Да нет, конечно: за годы войны только на фураж потрачено куда больше, чем может принести сегодня самая блестящая победа. Ради земель и угодий? Но кому нужны истощенные вытоптанные поля, деревни, населенные запуганными, ненавидящими тебя крестьянами? Да и о воинской славе речь тут идти не может — много ли славы в ночных набегах, угоне скота и убийствах из-за угла… Нет, не понимаю… — он тяжело вздохнул и покачал головой. — Одно слово: люди…»

Повозка прогромыхала по булыжнику и встала. Не дожидаясь, пока подскочивший слуга возьмет под уздцы битюга, Леппер соскользнул с насиженной охапки сена, и, покряхтывая и припадая на левую ногу, заспешил к старому графу.

— Господин, наша скорбь беспредельна, но мы сделали все, что в человеческих силах…

— Помолчи лучше. — Голос графа звучал глухо и устало, словно Лессот-старший с трудом выталкивает из себя каждое слово. — Не смог сберечь моего мальчика — так по крайней мере не мельтеши теперь… Скорби не скорби — Йонара не вернуть.

Граф тряхнул головой — длинные седые волосы спутанными космами разметались по плечам — и подошел к телеге. Не удостоив взглядом потупившегося Энгвальда, граф не мигая уставился прямо на Таэля.

— Ты тот самый лекарь, который не смог помочь моему сыну?

Странник не отвел глаз:

— Могу поклясться, что сделал все, что было в моих силах. Увы, моего лекарского умения не хватило, чтобы спасти жизнь вашему сыну. Но свой долг я выполнил сполна.

— Ты уверен, что сделал все, что мог, целитель? Ладно, можешь не отвечать, и так вижу… Что произошло с моим мальчиком?

Таэль пожал плечами: