— Нам с Разумовым не хотелось… Но Разумову с ним не спорить. Он Плетня всегда слушался…
— А ты?
Король отмахивается коротким жестом — ему не до моих вопросов, он должен поскорей выговориться до дна.
— Пришли в Ленинград — и разругались. Ничего не ладится, все вкривь и вкось. Ни к чему душа не лежит. Плетень говорит: «Чего вы как отравленные? Уеду, говорит, от вас. Ну вас к черту! Еще без меня наплачетесь». И уехал. Только он без нас тоже никуда, он вернется. А нас не найдет — как же?
— Сообразишь, как предупредить. Да и он поймет, где вас искать.
— Он гордый, он в Березовую не пойдет.
— Он не гордый, а вздорный. Понимаешь? Глупый петух, вот и все.
Мимо нас прошла женщина с сумочкой, удивленно оглядела нас; прошла несколько шагов — оглянулась. Прошла няня с двумя детишками — тоже оглянулась раз, другой. Каждый смотрел в нашу сторону с любопытством. Но Король ничего не замечал.
На трехколесном велосипеде проехал мальчуган лет шести. Костик сполз с моих колен и побежал следом.
Где-то за кустами раздался осторожный, приглушенный свист. Король обернулся, привстал и окликнул негромко:
— Иди, иди, не бойся!
Я тоже приподнялся: к нам уже бежал улыбающийся Разумов.
— А я гляжу — с кем это ты? — говорил он еще на бегу. — Здравствуйте, Семен Афанасьевич! А я думаю — засыпался Король, подходить или нет?
— Едем, — сказал Король. — Можно сейчас ехать, или у вас еще какие дела?
— Едем. Костик! Где ты там?
Костик появился на велосипеде — на том самом, за которым он от нас убежал. Он крепко держался за руль, но катил его владелец машины, мальчик постарше, глядевший на Костика снисходительно и покровительственно. Мальчик остановил велосипед перед нашей скамейкой.
Во взгляде Костика была мольба:
— Еще немножко!
— Едем, — сказал я. — Король с нами.
Костик поспешно слез с велосипеда.
— Спасибо, я уже покатался! — сказал он, передавая машину ее хозяину, и, тут только заметив Разумова, обрадовался: — И Володя!
— Ага, и я. Здравствуй, Костик! — отозвался Разумов и тоже улыбнулся, ласково щуря синие глаза.
Шагаем вчетвером — малыш, двое изрядно оборванных подростков и я. Со стороны поглядеть — странная компания.
— Беспризорников ведут? — с недоумением сказала встречная девочка лет десяти.
— Вряд ли: с ребенком… — долетел до нас ответ матери.
Король передернул плечами.
— Беспризорников, ясно, — с усмешкой повторил он.
— Ну, одеты мы с тобой в самом деле… — примирительно сказал Разумов.
И снова мы в вагоне. За окном вдруг темнеет, по стеклу вкось ползут крупные дождевые капли. Костику больше не любопытно глядеть в окно, он не сводит глаз с Короля:
— Ты больше не уедешь? Нет?
— Нет! — весело отвечает за Короля Разумов.
Всю дорогу оба расспрашивают о Березовой поляне — Король быстро и жадно, обо всем подряд, Разумов — изредка вставляя слово. Мне уже и рассказывать нечего, кажется все перебрал. И незаметно пролетел наш не слишком близкий путь. Выходим из вагона. Дождь перестал, но еще хмуро кругом. И вдруг, когда мы подошли к березовой роще, солнце выглянуло, из-за туч. Вспыхнула чисто умытая зелень, засверкали белые стволы. Все озарено, все насквозь пронизано солнцем. Гляжу на Короля. То же произошло и с ним: тень сошла с его лица, оно откровенно счастливое, и — наверно, смешно так сказать о мальчишке, но да, именно так — оно помолодело. Он все ускоряет шаг, Костик уже не поспевает за нами. Я сажаю его к себе на плечи — и мы чуть не бегом подходим к дому. И когда до будки остается какая-нибудь сотня шагов, Костик вдруг берет меня обеими руками за щеки, пытаясь повернуть к себе мою голову, и говорит испуганно: — Папа! А башмаки?
28
Горячий день
У проходной будки показался Сергей Стеклов — дежурный командир. Он хотел что-то сказать, да так и остался с открытым ртом.
— Здорово! — приветствовал его Король.
— Здорово! — как эхо, повторил Разумов.
Меня никто не ждал в этот час, да еще с такими спутниками. Но «беспроволочный телеграф» действовал безотказно. Кто-то выглянул из окна спальни, кто-то — из дверей мастерской, кто-то вдруг кубарем скатился с лестницы. И сначала зашуршало шепотом, а потом все громче понеслось по нашему дому:
— Король! Король пришел! И Разумов!
— Подите умойтесь, — сказал я. — Сергей, выдай им полотенца и мыло.
И я оставил ребят одних.
— Ты? — встретила меня Галя, округлив глаза. — Так рано? И башмаки привез?
— Король и Разумов со мной, — ответил я.
И Галя, забыв о башмаках, выбежала из комнаты.
— Как вы быстро обернулись сегодня! — выглянула из своей комнаты Софья Михайловна. — А краски купили?
— Король и Разумов вернулись, — повторил я и, уже входя в нашу комнату, услышал, как хлопнула дверь и Софья Михайловна, постукивая каблуками, сбежала с крыльца.
Удивительное дело! Я убежден, что держал себя в руках, когда ребята исчезли. По крайней мере, я изо всех сил старался не показать, что это ушибло меня. И сейчас я тоже вел себя так, словно ничего не случилось. Но улыбки ребят, их глаза поздравляли меня. Каждый подходил только затем, чтоб взглянуть, улыбнуться, а то и сказать что-нибудь сугубо оригинальное и значительное, вроде:
— Здорово!
Или: