Дорога к «Черным идолам»

Два человека покинули охваченный тревогой поселок… Какая-то неосознанная, неясная еще догадка — будто осенний туман над рекой — витала в голове Нины. Она вернулась домой, надела свой короткий городской полушубок, подпоясалась старым солдатским ремнем, взяла малопульку, кусок черного хлеба и выщла в горы, вслед за двумя неизвестными.

Над головой, шлифуя «Черных идолов», свистел ветер. Казалось, это темные фигуры издают тонкий, насмешливый свист.

«Кто же, если не я? — спрашивала себя Нина, карабкаясь по камням. — Больше некому…»

Иван Сажа получает приказ

Иван ехал вдоль реки Малая Чуча по тряской, петляющей таежной дороге. Падали редкие снежинки. Сбросивший листву тальник сквозил и отливал лиловым.

Две цепи невысоких гор, оточивших речку, вели в туманную даль, где изредка показывались изломанные вершины трехтысячников. Где-то за белыми пиками скал блуждало робкое солнце.

Грузовик, отяжеленный тремя тоннами металла — насосом и дизельной электростанцией к нему, переваливался с боку на бок, как объевшийся гусь, скрипел и крякал. Шофер держал в одной руке ломоть хлеба, в другой руль и, завтракая на ходу, изредка разговаривал сам с собой.

Иван был до того громоздок, что сам себя стеснял в кабине. Всякий, кто поглядел бы на него со стороны, не видя лица, сказал бы: экий мужичище. Но пухлогубое лицо Ивана как бы извиняло агрессивную мощь фигуры.

Дорога вдруг оторвалась от реки, уткнулась в гольцы, вильнула несколько раз, словно колеблясь перед неизвестностью, и затем круто полезла вверх. Грузовик карабкался на перевал с болезненным ревом.

— Ну, давай, давай, — подбадривал его Иван, наклоняясь вперед и душевным усилием подталкивая старую машину. — Давай, отче-старче.

Наконец они выбрались на седловину, соединяющую гольцы. Облака бродили над самой головой, лениво сея снежинки, а внизу расстилалась голубая, непонятная и близкая Ивану горная земля. Воздух здесь был свеж и родниково чист.

Шофер присел на подножку, чтобы немного отдохнуть. Он был счастлив. Вот уж целый месяц, приехав из города к родным местам, Иван переживал праздник возвращения. Он любил горы и свою работу. В этой работе был большой, волнующий смысл. Всюду шофера ждали люди. Горы теснили их, нередко обижали — так было в поселке, отрезанном лавиной и терпевшем голод, — но появление Ивана восстанавливало мир и покой.

Сегодняшний рейс был самой обычной работой. Иван вез мощный запасной насос на новый прииск под названием Дражный. Трое суток он находился в пути и успел устать.

Иван смотрел на расстилавшуюся внизу тайгу и вглядывался в нее. Перед ним словно была любимая книга, к которой он вернулся после долгого перерыва. Он видел тайное и неприметное движение жизни в осенних лесах. Вот по озеру, оставляя два длинных, усами расходящихся следа, проплыла ондатра. Бултыхнулась черная утка, турпан. Огненным росчерком мелькнула белка… Есть белка в тайге. Хорошо.

Но вдруг над гольцами, в облаках, зародился какой-то странный гул. Иван наклонил голову, чутким шоферским ухом различил в гуле густую дробь выхлопа.

Самолет!

Вот он пробил облака, голубым комочком скользнул в широкую долину Малой Чучи и повис над ней, замедлив полет, как птица, высматривающая одной ей известную цель.

«Откуда мог взяться самолет? — подумал водитель. — Здесь нет никаких трасс. Что он там высматривает, над рекой? Может, геологи заплутали?»

Иван решил впредь быть повнимательнее. Он тронул свой ЗИЛ и откинулся на сиденье. Дорога шла вниз. Гольцы, медленно поворачиваясь, следили за муравьиным бегом машины.

Грузовик спустился к реке, разбил утренние забереги и, отфыркиваясь, вылез на кручу. Здесь к старой, ободранной лиственнице была прибита доска. На ней химическим карандашом кто-то вывел «пос. Шалый Ключ» и нарисовал стрелку.

Если бы его не ждали в Дражном, Иван с радостью повернул бы руль и двинул свой грузовик туда, куда указывала стрелка. Потому что там, в поселке, жила Нина.

Эх, сибирские расстояния! «Живем в одном районе». А район — пятьсот километров от края до края. Пятьсот километров тайги и гор. И дороги — кошмарный сон, а не дороги… А все-таки кажется, что она рядом. Она. Нина.

…Сидела на скамейке девушка и ревела, закрывшись книгой. Это было в большом городе, где люди торопливы и деловиты.

Иван два раза прошел мимо скамейки; стараясь оставаться незамеченным, что было нелегко при его росте.

«Отчего ревет? — думал Иван, медведем ворочаясь в толпе. — Может, хулиганы обидели? Мачеха побила? Может, обокрали, а на дорогу денег нет? Мало ли».

Присел на скамейку, не зная, с чего начать. Девушка подняла мокрое лицо — смуглое, самолюбивое, каре-зеленые глаза двумя темными щелками, двумя провалами в пугающую неизвестность. Он ожидал увидеть зареванную дурнушку и оторопел слегка, поежился. Брякнул:

— Ну, чего ревешь-то?

Девушка поджала губы и вытерла глаза. Щелочки глаз вдруг открылись и поглотили весь мир. Иван даже испугался ее неожиданной красоты.

«Ты пришел как друг, я понимаю», — сказали глаза девушки. А вслух она сказала сухо и резко:

— Я провалилась на экзаменах. Не приняли. Надо уезжать.