Дорл

Лавана поморщилась. Она бы могла подарить этому альфе незабываемый отдых! Ведь она омега, кому, как ни ей, знать, как любят отдыхать мужчины. Любой из них ползал бы перед ней на коленях, моля о внимании, ее чары пленили всякого, но не каждый был ее достоин. Всю жизнь Лавана пользовалась этим даром, заставляя тех немногочисленных мужчин, что знала, боготворить ее. Порой им хватало лишь крохотной надежды на близость, чтобы совершать ради нее самые безумные поступки. И этим своим раболепием они вызывали у нее жалость. Но альфа был не таким. Лавана вдруг с ужасом почувствовала, что сама готова ползать на коленях за толику его внимания. Она убеждала себя, что как только они останутся наедине, тогда она почует своим женским естеством его влечение. И уж тогда-то она сделает все, чтобы он хотел ее не менее сильно, чем все остальные… кроме, разве что, Элвоса, который уже был слишком стар и немощен, чтобы поддаться на ее омежье обаяние. Наверняка он даже запаха ее не чувствует — сладкого, зовущего, на который мужчины слетаются, как пчелы на мед.

Ей захотелось выругаться вслух. Ну почему между ней и альфой стоит именно этот проклятый старик, которому давно уже пора на тот свет?! Любого другого она смогла бы соблазнить, но этот трухлявый пень даже глазом не моргнет.

— Позвольте, мудрейший, я только предложу гостю вина и сразу уйду, — произнесла она, вложив в свой голос столько кротости и смирения, сколько смогла.

— Я знаю, дитя, все твои мысли, — вздохнул Элвос и, протянув руку, ласково взял ее ладонь. — Но этот альфа не будет принадлежать тебе. Он уже нашел свою пару, и ты ему неинтересна…

Лавана сердито выдернула свою руку из морщинистой ладони и фыркнула:

— Много вы понимаете!

— Лавана, не ровняй альфу с бетами! Это дорого может тебе обойтись. Ты привыкла к тому, что каждый падает к твоим ногам по твоему желанию, но с альфой так не получится. Если ты протягиваешь ему руку без спроса, он без сожаления отрубит ее, даже если ты предлагала заботу и ласку. И потом, быть может, ты еще сможешь найти своего истинного альфу?

— В этих краях все альфы давно мертвы, остались лишь только их духи… — бросила Лавана и, резко развернувшись, вышла на улицу вместе с винным графином.

Что ж, там, где нельзя войти в дверь, всегда есть еще окна. Лавана подумала, что альфа может убить ее за бесцеремонное вторжение, но если этого не произойдет, то она точно доберется до его постели, а если нет… Нужна ли ей эта жизнь на краю земли, в вечных молитвах проклятому дракону и без какой-либо надежды на личное счастье?

Она огляделась по сторонам. В их деревушке не было домов, достойных правителя огромных земель, которые не помещались на одной карте, но по горько-сладкому запаху и по ни с чем не сравнимой ауре она все равно разыщет его. Он был похож на дракона, которого тоже окружал невидимый глазу грозный ореол. А разве можно потерять в крохотной, захудалой деревушке дракона?

Луна была слишком тонка, чтобы отбелить густую черноту ночи. Ее свет едва-едва посеребрил соломенные крыши, но Лавана знала все тропинки, как свои пальцы, ведь она провела здесь всю свою жизнь. «Все эти бездарно прожитые годы», — подумала она. Ей следовало давно набраться храбрости и уйти к кланам Багрийских топей, но она боялась пересекать бесконечные поля и холмы. А теперь, когда они покрыты порчей и на них почти не осталось еды, когда начали оживать вулканы и их смертельное нутро в любой момент может прокатиться по склонам и затопить все низины, об этом даже думать стало страшно… Но если альфа возьмет ее с собой, то она не побоится пойти с ним даже в пасть дракону!

Дорл… так называл его Элвос. Какое короткое, жесткое имя, как удар камня. И у него есть жена! Неужели она красивее нее, Лаваны? Неужели ее волосы такие же шелковые, стан такой же гибкий, а руки такие же ласковые? Мужчины не бывают верны женам, когда их манит пальчиком омега. Никто еще не смог устоять перед Лаваной, а ведь она даже и не прилагала много усилий! Но уж для Дорла она постарается…

Пока она размышляла, ноги несли ее сами собой между домов, из окон которых выливался в ночь дрожащий желтый свет свечей — такой слабый, что рассеивался в темноте почти сразу, совсем не падая на тропинку. Но инстинкты работали лучше разума. Альфа стоял далеко ото всех жилищ, на каменистой возвышенности, словно на пьедестале, в гордом одиночестве, с заложенными назад руками, глядя в пустоту ночи. Лавана не исключала, что он прекрасно видит в темноте. Большинство жителей попряталось по своим домам, но те, что посмелее, крутились у окраины, старательно изображая занятость, но на самом деле им просто хотелось поглазеть на альфу — хотя бы на его спину. Подойти ближе, правда, храбрецов не находилось.