Ригенштейн широко улыбнулся. "Конечно же"! сказал он. "Как и ты, я горжусь тем, как делаю свое дело"! Он покачал головой. "Само собой, в нашей профессии до черта негодяев, как в любой профессии, и не существует советов по этике или судов чести, чтобы попытаться судить и регулировать отношения с ними. Что больше всего мне нравиться в занятии кино бизнесом"? вновь улыбнулся Луи. "Власть произнести "да", ответил он с воодушевлением. "В нашем деле имеются сотни людей, в чьей власти сказать "нет", но лишь немногие могут себе позволить "да". Он наклонился вперед и уперся локтями в колени. "Конечно, как и любая власть, она должна реализовываться с наиболее возможным благоразумием. Будучи неблагоразумной, такая власть способна разрушить ее обладателя, и даже быстрее, чем можно себе представить".
Ригенштейн сузил глаза. "Скажи, Баррингтон, ты когда-нибудь участвовал в представлениях"?
"Исключительно перед жюри", ответил Стоун. "Нет, ошибся. Однажды я играл главную роль - будучи в старшем классе в школьном драматическом клубе".
"Как считаешь, тебе удалась эта роль"?
"Я…ну, участники заслужили бурные аплодисменты, причем, три вечера подряд".
"Могу побиться об заклад, что ты сыграл очень хорошо", сказал Ригенштейн. "Я знаю толк в актерах, и думаю, ты - прирожденный актер. Ты неплохо смотришься, голос у тебя с резонансом, и вообще, ты производишь положительное впечатление".
Стоун удивился. "Что ж, благодарю, мистер Ригенштейн; из Ваших уст - это высшая похвала".
"Будь добр, зови меня просто Луи" сказал он.
"Спасибо, а я - Стоун".
"Стоун, если ты когда-либо пожелаешь оставить свою профессию, дай мне знать, и я открою тебе двери в мир кино. Конечно же, не на ведущие, но хорошие роли второго плана. Мне доставит удовольствие видеть, что у тебя получается, и я уверен, у тебя получится. Главные роли вряд ли. Тебе, кажется, чуть больше сорока"?
"Ты не ошибся".
"Чтобы стать звездой, нужно много времени, но ты будешь пользоваться большим спросом на проходные роли".
Стоун засмеялся. "Не уверен".
"А я ничуть не сомневаюсь; ты будешь очень хорош".
"Хорошо, Луи, если я решусь бросить свою карьеру, ты будешь среди первых, кто узнает об этом".
Ригенштейн встал, снял куртку, скинул ботинки. "Надеюсь, ты извинишь меня, но мне следует немного поспать", сказал он. "Я бы посоветовал тебе сделать то же самое. Когда мы доберемся до Лос Анжелеса, будет раннее утро". Без долгих слов он растянулся на диванчике, закрыл глаза и быстро уснул. К нему подошла бортпроводница и накрыла его легким одеялом.
Стоун вернулся на свое место, снял ботинки и куртку, взял, оказавшееся кашемировым, одеяло, и наклонил свое кресло под максимальным углом. Свет в салоне сделался мягким, приглушенным и он стал рассматривать звезды через иллюминатор, стараясь не думать об Аррингтон.
3
Стюардесса разбудила Стоуна, и он привел спинку кресла в вертикальное положение. Взглянул на часы. Потом посмотрел в окно иллюминатора. Наступал рассвет.
"Мистер Ригенштейн интересовался, не желаете ли вы позавтракать с ним"? спросила молодая женщина.
"Конечно".
"Если желаете сначала освежиться, пройдите вон туда", добавила она, указав на дверь.
Стоун зашел в туалетную комнату, оказавшуюся больше тех, что ему доводилось видеть на борту других самолетов. Здесь даже имелся душ. Он выбрал из набора зубную щетку и почистил зубы, затем причесался, накинул куртку и прошествовал туда, где Луи Ригенштейн уже приступил к завтраку, уплетая аппетитную с виду яичницу.
"С добрым утром"! сказал Ригенштейн. "Хорошо выспался"?
"Великолепно".
Появилась стюардесса. "Что закажете, мистер Баррингтон"?
"Всего лишь апельсиновый сок и кофе", ответил он. "Я слишком поздно ужинал". Не прошло и минуты, как на столе появились напитки.
Ригенштейн взглянул на часы. "Мы должны приземлиться через полчаса", сказал он. "Где ты собираешься остановиться? Могу подбросить на своей машине".
"В гостинице Бел-Эйр и, спасибо за приглашение подвезти, только Вэнс обещал, что меня встретят".
"Ты давно знаком с Вэнсом Калдером"? спросил Ригенштейн.
"Полагаю, где-то с год. Фактически, я виделся с ним всего раз на званом обеде в Нью-Йорке".
"То есть тогда, когда ты встречался с Аррингтон"?
Стоун удивился. "Да".
"Вы были тогда в близких отношениях"?
Еще раз удивился. "Да".
"Вэнс - самый замечательный человек из числа актеров", сказал Ригенштейн. "Я никогда не встречал звезду экрана, которая бы так хорошо контролировала свою карьеру. Это приводит в бешенство многих студийных начальников, но я предпочитаю иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят и настаивают на своем. Вэнс хорошо понимает, что возможно в сделке, а что нет".
"Это - редкий дар в любой сфере", заметил Стоун.
"И я так считаю". Ригенштейн положил на стол вилку и салфетку. "Прошу прощения, но перед посадкой мне надо успеть принять душ. Тогда я смогу сразу же отправиться в студию". И он оставил Стоуна допивать кофе в одиночестве.