Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

- Ах ты, ослик! - дрогнул ее голос, - Я по-прежнему тебя люблю...

Долгий поцелуй... Внезапно Петронила вырывается и в ярости кричит:

- Ага, я знала, ты изменял мне! Бесстыжий юбочник! - И девушка принимается колотить его обоими кулачками.

- Что с тобой? Что ты? - уклоняется от ударов Каталинон.

- Прочь с глаз моих, негодяй! - Тут Петронила ударяется в слезы.

Каталинон делает попытку обнять ее за талию, Петронила отталкивает его. Рвется из рук, кусается, а рыдания ее все горше. Каталинон клянется всеми предками, что он ни в чем не повинен, призывает в свидетели множество святых обоего пола - все тщетно.

- Да как тебе пришла в голову такая глупая мысль? - Каталинон трясет ее за плечи.

- Я сразу узнала, как только ты меня поцеловал! Ты целуешься совсем не так, как раньше!

"А, черт, - думает Каталинон, - как это я себя выдал! Кто бы подумал, святые угодники! Все та девка, сучье племя, с Серебряной реки... Всего-то раз пять переспал с ней, и вот что теперь получается!"

- Дурочка, - успокаивает он девушку. - Или ты не знаешь, что люди взрослеют, умнеют? Что только со временем начинают они понимать, зачем им даны язык и губы? Наши солдаты толковали об этом каждый вечер, а я разве глухой? Или болван?

- Так ты научился этому со слов? - хватается Петронила за соломинку, желая положить конец ссоре.

- Конечно, со слов, а как же иначе?

- Ах ты, бездельник, - голос девушки смягчился, она уже улыбается. - А я вот по-прежнему люблю тебя...

Снова поцелуй с использованием опыта Нового Света, приобретенного Каталиноном "со слов".

- Задуй фонарь, - внезапно говорит Петронила.

* * *

На берегу озера Мигель перечисляет, кого и что он любит.

Мать, отца, Мадонну, бога, Бланку, Грегорио, Инес, Педро, Али, Каталинона, своего вороного. Трифона - нет, Нарини - нет, и Бруно - тоже нет.

И еще любит запахи ладана и гвоздик, голос Авроры, грохот бури, но больше всего все белое: лилии, цветы померанца, белоснежный шелк, слоновую кость, оперение птиц...

Дремота смежает его веки, под ними плывут облака, похожие на цветы. Крылья ангела, белая лилия... Аврора, шея белоснежная, как пух... лебедь!

Мигель приподнялся и, ослепленный светом, ищет взглядом лебедя.

Вон он! Плывет свободно и величаво, как корабль. Весь он - пенное облако и - прямо скользит иль боком - подобен бесплотному видению.

Босой, засучив штанины, продирается Мигель сквозь заросли тростника, ступает на берег у самой воды.

Когда-то, в давние годы, обманув однажды вечером бдительность Бруно, играл он на этом месте с Инес. Месяц стоял над озером, отражаясь в воде. Инес захотела месяц. И Мигель, как был, одетый, бросился в воду - выловить месяц для девочки. Он был тогда еще глупый... Месяц - в небе, а вот лебедь тот в самом деле на воде.

Ноги скользят по глинистому дну, Мигель зашел в воду по колено, кусочком печенья подманивает лебедя.

Одной рукой протягивая лакомство, другой коснулся незапятнанной белизны. И едва притронулся к перьям - весь замер, замерло в нем дыхание, и неизъяснимое блаженство пробежало по всем его членам и разлилось по телу.

* * *

- Она положила ладонь мне на руку, и я в тот миг испытал не отвращение, а несказанное блаженство, бесспорно греховное блаженство - ах, падре, разрешите меня от этого греха, избавьте от укоров совести, преследующих меня!

Мигель - на коленях перед Грегорио, и слова исповеди срываются с губ его столь стремительно, что монаху трудно разобрать.

Грегорио сидит на срубленном стволе бесплодной оливы. Солнце скатывается к горам Арасены, ранний вечер распростерся над пастбищами, сладостный, как сотовый мед, - наступает самое ласковое время дня. Монах всеми чувствами впитывает эту сладостность и гладит черные кудри Мигеля.

- Каждый из нас ежеминутно подвержен опасности, Мигель. Сладостно блаженство любви, но остерегайся неистовства. Бог не любит одержимых. Часто заводит он их в тупик и ввергает в несчастье. Мудрость в том, чтобы мог человек каждый вечер провожать день, довольный собою, чтобы мог он спокойно подать руку собственной совести и мирно отойти ко сну.

- Наверное, вы можете так, падре, но не я...

- Я тоже был молод, как ты, Мигель, - есть вещи, которым учат лишь сама жизнь да время. Прекрасна любовь, мой мальчик: идут двое по жизни, помогая друг другу, делая добро соседям. Взгляни на перевозчика Себастиана: ты ведь хорошо его знаешь. У него золотое сердце, Двадцать лет он прожил с женой, восемь детей у них, и все они веселы и счастливы даже в бедности. Ибо думают они не только о себе, но и о других и оделяют мимо идущих куском хлеба из того немногого, что имеют. Это и есть семейное счастье - понимаешь?

- А у нас есть семейное счастье?

Монах смущенно молчит.

- Падре, я понял ваше молчание. Нету. Недавно вы сказали старой Рухеле, что Маньяра - дом, где нет любви.

Грегорио хочет возразить, но Мигель движением руки останавливает его.

- Я сам слышал, падре!

- Да, я сказал так, не отпираюсь, - признается старик. - Быть может, я лгал...