Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

- Не пугай людей, женщина! - прогремел голос позади прачек. - Не каркай, когда светит солнышко!

- Падре Грегорио! - закричали женщины, вскакивая и опуская подолы юбок. - Господь с вами, падре!

- И с вами. Да будет вам - оставьте в покое ваши юбки, - отозвался монах. - На безобразное я и сам смотреть не стану, а красивое не оскорбит моего взора.

Монах присел на камень и принялся есть хлеб с сыром.

- Разве вы не знаете, что, разговаривая со мной, следует прекращать работу? Так повелевает уважение к моему сану. Что нового, девоньки?

Женщины с удовольствием прервали работу. Ответили:

- Что нового - работа, работа! Спать легли поздней ночью, а вставать до света... Вальки с каждым днем все тяжелее... Руки болят, спину ломит, колени все побиты...

- Ничего, потом опять будет лучше, женщины! - утешает Грегорио.

- Эх, падре, не будет, - вздохнула Агриппина. - Разве что хуже станет... Нарини совсем замучил. К обеду должны мы перестирать вот эти три кучи белья, потом вымыть покои после праздника, и столько он нам уже наобещал, что в пору пойти утопиться...

Монах разгневался:

- Что за речи ведешь, Агриппина?! Утопиться? Не стыдно тебе, глупая индюшка? Разве ты сама дала себе жизнь, что хочешь отнять ее? Нет! То-то же...

- Но что же делать, падре, когда уже невмоготу?

Грегорио повысил голос:

- Отдохнуть! Должен быть и отдых дан человеку, и передышка в работе!

Женщины в страхе посмотрели на капуцина.

- Отдых? А как же майордомо? Стражники? Да они нас до смерти запорют! С голоду дадут помереть, коли увидят, что мы хоть на миг передышку сделали...

- Э, все это болтовня, - отмахнулся монах. - Не так страшен черт, деточки... - И, ловко переведя разговор, спросил: - У тебя печальные глаза, Петронила, - отчего?

Петронила молчит, потупив красивые глаза.

- Не удивляйтесь, падре, - отвечает за нее смешливая Барбара. - Не терпится ей повидаться с Каталиноном. Ждать придется до вечера, а она так давно его не видела!

- Дождешься, не горюй, - улыбнулся монах. - А при встрече покажешь ему, какие хорошенькие у тебя ножки?

Петронила, стоявшая на коленях боком к Грегорио, резко повернулась к нему, забыв, что теперь он может увидеть персикового цвета полушария под расстегнувшимся корсажем.

Монах, любуясь, поглядел на нее, отхлебнул вина из фляжки и воскликнул:

- Gaudeamus! Возрадуемся! День прекрасен, и милость божия с нами.

- Откуда вы здесь так рано, падре? - полюбопытствовала Рухела.

- А я нынче ночевал в Маньяре, уроки же мои из латыни и греческого сегодня отменены: дон Мигель отсыпается...

- Знаем! Знаем!

- Но не знаете вы, милые мои кряквочки, что позавтракал я с Али...

- О, это мы видим, - ободренная ласковым тоном монаха, перебила его Петронила. - Видим, что завтракаете вы второй раз. Это у вас каждый день по два завтрака, падре?

- Как бог даст, о непоседливая дочь моя, - ответил монах. - Когда по два завтрака, а часто - ни одного. Ты же не будь такой языкастой, а то у тебя рано морщинки возле рта появятся.

Петронила, пристыженная, вскочила, бросилась целовать ему руку.

- Ладно, ладно, брось, доченька, - пробормотал старик. - А теперь подойдите-ка вы все ко мне...

Женщины быстро окружили его, и Грегорио стал опоражнивать объемистую суму, раздавая им остатки вчерашних лакомых блюд.

Радуются, благодарят его женщины - они счастливы...

- Я домой отнесу, - говорит Агриппина.

- Ничего подобного! - вскричал старик. - Садитесь здесь и ешьте!

Они повиновались, а монах, зорко вглядываясь в дорогу к замку, начал пространно описывать, какие диковинки прислал из Нового Света дон Антонио племянникам. Изумленные женщины даже есть перестали - слушают, разинув рот.

- Куда это вы все время смотрите, падре? - спросила любопытная Петронила.

- А ты ешь да помалкивай, - буркнул монах, начиная что-то рассказывать - под говор его приятно убегает время.

Женщины распрямляют спины, дают отдохнуть коленям, одна кормит младенца, лежащего в корзине на берегу, другая смазывает стертые колени салом - всем им хорошо.

Вдруг Грегорио завидел на дороге облачко пыли.

- Скорей за дело! - торопливо предупреждает он женщин. - Едет майордомо!

- Дева Мария, не отступись! Ох, что будет!

Едва успели взяться за вальки - Нарини тут как тут. При виде монаха он нахмурился. Не любит майордомо капуцина. Грегорио в его глазах - один из той черни, удел которой служить господам, не жалея сил, однако Нарини побаивается его: как-никак наставник юного графа. Поэтому Нарини всегда старается уклониться от встречи с монахом, не замечать его. Вот и сегодня майордомо повел себя так, словно Грегорио тут и нету.

- Усердно ли стираете? - проскрипел он своим сухим, неприятным голосом.

- Стараемся, ваша милость, - отвечают женщины, не поднимая глаз от белья и не переставая стучать вальками.

- Мало сделано с рассвета! - свирепеет Нарини. - И это все? Баклуши били, ленивое отродье!

Видя, что Нарини уже взялся за хлыст и собирается спешиться, Грегорио подошел к нему.