Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Он вернулся в монастырь капуцинов бледный и разбитый. Режим, которому он себя подвергал, чтобы сохранить свою худобу и красоту, не мог укрепить его здоровье. Турецкая баня три раза в неделю, вода с уксусом в качестве питья, из твердой пищи один только рис. Жизнь в течение всей зимы шла примерно так же, как и до его болезни. Работал мало, написал две сатиры, одну в стиле Попа, перифраз из Горация; в другой — «Проклятье Минервы» — он яростно нападал на лорда Илгина. Однажды он обратился к одному из капуцинов, отцу Павлу д’Иврэ, с просьбой разрешить ему пожить в келье. Может быть, монашеская жизнь поможет ему освободиться от мрачных мыслей и скуки. Он сказал, что верующий. Попросил отца-монаха дать ему распятие и со слезами поцеловал его. Религия для него, как и все на свете, должна была прежде всего быть сильным ощущением.

Но Хэнсон денег не присылал и требовал присутствия своего клиента для защиты Ньюстеда и Рочдэла, которые находились под угрозой со стороны кредиторов и ревнителей закона. Увы! Нужно было возвращаться. Флетчер был послан на разведку с багажом и с письмом к миссис Байрон:

«Поручаю вашим заботам мои книги и несколько шкатулок с бумагами. Прошу вас оставить мне несколько бутылок шампанского, так как я умираю от жажды… Полагаю, что у вас полон дом идиотских женщин, занимающихся сплетнями и скандалами…»

Флетчеру путешествия принесли пользу; он сделался менее островитянином. «После того, как он пекся, жарился, варился, был снедаем всякими ползучими тварями, он начал философствовать; стал утонченным и в то же время безропотным субъектом и обещает по возвращении стать украшением своего прихода, а в будущем весьма заметным персонажем в семейной хронике Флетчеров».

Спустя несколько недель после отъезда камердинера и сам хозяин отправился на фрегате в путь. Николо Жиро провожал его до Мальты. Байрон вез с собой двух новых слуг-греков. Один из албанцев, которых ему пришлось рассчитать, выбежал из его комнаты в слезах. «Когда я вспоминаю, как незадолго до моего отъезда из Англии один из моих самых близких и благородных друзей извинился, что не может прийти проститься со мной, потому что ему нужно проводить родственницу к модистке, я, сравнивая настоящее с прошедшим, испытываю и стыд и удивление».

Переезд из Мальты длился три-четыре дня. Байрон был один, у него не было интересных спутников, но он наслаждался этим одиночеством. В общем, он не мог пожаловаться на свое путешествие: чуть не попал в кораблекрушение на турецком судне; влюбился в замужнюю женщину на Мальте, был в гостях у паши, любил трех гречанок в Афинах, переплыл Дарданеллы, написал некоторое количество стихов и выучился итальянскому языку у маленького монашка. Он видел прекрасные пейзажи, в памяти его воскресли героические образы, и он на шесть месяцев окунулся в детство. Беседовал с французами, итальянцами, греками, турками, американцами и мог судить об их образе мыслей и нравах. Просиди он целый век с трубкой в лондонских клубах или зевая где-нибудь в усадьбе, никогда бы не завязал столько интересных и полезных знакомств.

Интересно, следя за ходом чьей-нибудь жизни, наблюдать последовательные напластования, которые, закрепляясь временем, определяют характер. На первоначальный родовой слой — бешеный нрав Гордонов, чувственный темперамент Байронов — отложился новый слой: физический недостаток Байрона, внушавший ему ненависть ко всему миру, и красота, дававшая возможность отмщения. Поверх ограниченной и мрачной религии, усвоенной от первых шотландских наставников, наслоился, не уничтожив ее, вольтерьянский деизм кембриджских студентов, поверх наивного сентиментализма юноши — крепкий юмор. Представление о мире, из которого складывался теперь его внутренний пейзаж, было просто. Земной шар создан с неизвестной нам целью Богом, которому, по-видимому, нет дела до наших страданий. Люди, увлекаемые своими страстями или роком, гонятся за приятными ощущениями, что разумно, или за славой, что безрассудно. Царства, империи поднимаются и падают, как волны. Все суета, кроме наслаждения.