Дон Жуан

Потемкин был в то время знаменит.
Геракла он имел телосложенье,
Но, несмотря на знатный аппетит,
Всю жизнь страдал от злого несваренья
Желудка; был он желчен и сердит
И умер он один в своем именье,
В унынье мрачном дни свои влача,
Кик проклятая всеми саранча.

37

Потемкин был чудовищно богат
Поместьями, деньгами и чинами
В те дни, когда убийство и разврат
Мужчин дородных делало богами.
Он был высок, имел надменный взгляд
И щедро был украшен орденами
(В глазах царицы за один уж рост
Он мог занять весьма высокий пост!)

38

Тем временем секретного курьера
Светлейшему отправил де Рибас;
Тот рассмотрел предложенные меры
И подписал желаемый приказ.
Ему повиновались офицеры,
И в предусмотренный приказом час
На берегах Дуная, свирепея,
Сурово загремели батареи.

39

Тринадцатого стали отступать
Гяуры, сняв осаду; но гонец
Явился неожиданно опять
Пришпорить ярость доблестных сердец
И дух геройский наново поднять.
Приказ гласил, чтоб положить конец
Всем нехристям без дальних разговоров.
Назначен к ним фельдмаршал, сам Суворов!

40

Фельдмаршалу светлейший написал
Короткое спартанское посланье.
Когда бы он свободу защищал,
Посланье это стоило б вниманья;
Но он порок и жадность ублажал,
Когда, сынам Беллоны в назиданье,
Классическую строчку сочинил:
«Любой ценой возьмите Измаил!»

41

«Да будет свет!» — господь провозгласил,
«Да будет кровь!» — провозгласили люди.
И вот в боренье злых страстей и сил
Они взывают с ужасом о чуде.
Один жестокий час испепелил
Цветущий рай, и после в дымной груде
За сотни лет не разобраться нам:
Война вредит и кронам и корням!

42

Встречали турки русских отступленье
Восторженными криками «алла!»;
Но, как и все ошибки самомненья,
Их радость преждевременна была.
Считать врага нам лестно, к сожаленью,
Побитым. Но грамматика ведь зла
Разбитым будет правильней, я знаю,
Да сгоряча о формах забываю.

43

Шестнадцатого турки вдалеке
Увидели двух всадников лихих,
Скакавших без поклажи, налегке
На лошаденках маленьких своих.
Обычна смелость в русском казаке;
Особо не разглядывали их,
Когда ж они поближе подскакали,
В одном из них Суворова узнали!

44

«Какая радость в Лондоне!» — вскричал
Болван, когда узрел иллюминацию.
Джон Буль всегда восторженно встречал
Народную сию галлюцинацию;
Ракет и ламп цветистый карнавал
Его пьянит, и он во имя нации
Готов отдать и жизнь и кошелек,
Гигантский одуревший мотылек!

45