Дон Алехандро и его башня

— Возможно, это не Торрегроса? У него не было способностей к чародейству, только к стихосложению. Всех моих детей тщательно проверяют на восприимчивость к чарам, потому что чародей не годится в закрепляющие жертвы.

— Это совершенно точно он, Ваше Величество. Как говорит он сам, Всевышний отнял у него память, но зато подарил чародейские способности.

Свои размышления по поводу учителя Алехандро Оливарес предусмотрительно оставил при себе. И даже не потому, что не хотел нагружать короля лишней информацией, а потому, что вопросов у него самого было куда больше, чем ответов.

Зато в этом разговоре что он, что Карраскилья так нахваливали молодого чародея, что у короля не осталось ни малейшего сомнения по поводу их участия в смене наследного принца.

— То есть вы посчитали, что как правитель он будет предпочтительней Рамиро. Интриганы… Убирайтесь вон! — неожиданно громко рявкнул Рамон Третий, закашлялся, схватился рукой за грудь и прошипел: — И не появляйтесь мне на глаза в ближайшее время.

Обоих чародеев как ветром вынесло из спальни короля.

— И это благодарность за то, что я выхаживал Его Величество, — проворчал Оливарес, но тихо и только за дверью, которую тщательно закрыл и убедился, что там не осталось ни малейшей щелочки, через которую до короля мог бы донестись его голос. Чары-то использовать во дворце было нежелательно: срабатывали охранные заклинания.

— Он успокоится и непременно поблагодарит вас, дон Уго, — заметил Карраскилья, потом наклонился к самому уху приятеля и прошептал: — Если не догадается, кто навел проклятие на Рамиро. Догадается — у нас будут неприятности. У всех троих будут, а у кого-то даже смертельные.

— Кто ему это расскажет? — усмехнулся Оливарес. — Это вообще ни в чьих интересах. Все будут придерживаться выдвинутой доном Охедой версии. А именно, что проклятие навели родственники одной из жертв Рамиро. Жертв там много, выбирать есть из кого. И проклятия наверняка наводили не единожды, так что… Знаете что, дон Рикардо. Отправлюсь я, пожалуй, к ученику. А вы уж, будьте любезны, сообщите, когда Его Величество захочет нас видеть. И да, нас — это не только нас с вами. Что вы там говорили про Болуарте?

— Я почти все Его Величеству рассказал.

— Меня интересует то, что ты ему не успел рассказать.

Глава 21

Выкопанную картошку мы собрали в притащенную Серхио корзину, но на пожарить ее этим двум прохиндеям (точнее, одной прохиндейке и одному прохиндею) меня раскрутить не удалось. Как оказывается много желающих наложить лапу на чужую картошку. Пусть это даже такая красивая лапка, как у Исабель.

— Давайте отложим решение, что делать с картошкой, на завтра, — предложил я, нещадно зевая. Сил не хватала даже на то, чтобы прикрыть рот рукой, поэтому и речи не могло идти о чистке картофеля и его жарке.

— С картошкой? — удивленно переспросила Исабель, нещадно коверкая непривычное слово.

— Это растение называется картофель, — плюнув на всю конспирацию, ответил я.

— Картофель? Первый раз слышу, — с сомнением сказала Исабель.

— У вас есть другие варианты, донна Болуарте?

— Я не хотела вас обидеть, дон Контрерас, лишь удивилась незнакомому слову.

— Возможно, ваш учитель называл это растение по-другому, — согласился я. — сути это не меняет. Мы сейчас идем спать, потому что те, кто ест по ночам, очень быстро становятся толстыми и некрасивыми. Мне бы не хотелось, донна Болуарте, послужить причиной того, что вы утратите свою неземную красоту.

Лесть не прошла, Исабель все равно продолжала смотреть с вожделением. Но почему-то не на меня, а на картошку, которую донна уже мысленно с моей помощью почистила, поместила в сковородку и начала жарить. Точку в споре положила заспанная Хосефа, ввалившаяся на кухню со словами:

— И чего вам не спится, дон Алехандро? Ой, и донна тут, и Серхио…

Она поплотнее запахнула на себе платок, чтобы никто не смог разглядеть под ним нижнюю сорочку самого простого фасона. А то еще начнут испытывать по отношению к ней всякие неподобающие чувства, а она сеньора порядочная, не то что некоторые.

— Это не нам не спится, Хосефа, а твоей родственнице, — ехидно заметил Серхио. — Она сюда ночью приехала дона Алехандро грабить.

Хосефа так и застыла с раскрытым ртом.

— Дон Алехандро ее засек на подходе, да и направил меня разбираться — развил успех Серхио. — Видишь, сколько сангреларского растения донна Ортис де Сарате накопала? Все с собой хотела увезти, да я не дал.

— Быть того не может, чтобы Сильвия опустилась до воровства, — убежденно сказала Хосефа. — Дон Алехандро, скажите, что он шутит. С чего бы Сильвии воровать клубни, которые она сама вам отдала?

— Так там из одного десяток получился, вот донна Ортис де Сарате за урожаем и прибежала. Со своей лопатой, между прочим. А ушла без нее.

— Лопата — это хорошо. Лопата нам никогда лишней не будет, — согласилась Хосефа. А здесь-то вы что собрались делать? Праздновать победу? Так рано пока. Сильвия отряхнется, вспомнит про лопату и решит ее вернуть с процентами.

— Один клубень она утащила, — загрустил Серхий. — Просто шла и ела по дороге.