Доминум

– Нет. Не проще и понятнее. Безопаснее для всех. – Паскаль скорбно сгорбился. – Каждый раз, когда в системе возникает аномалия, она обращает нашу жизнь в хаос. Я говорю сейчас обо всех протекторах. И кто-то обязательно умирает. Когда я медлил, то погибали многие, потому лучше перестраховаться и потерять лишь одного. Разве это неправильно?

Он доверительно смотрел на Ханну, в отчаянии цеплялся за нее, как за единственную константу. И она понимала, ведь десятки раз видела подтверждение его слов. Когда-то он промедлил, не решаясь отправить друга по дальнейшему пути, и тот убил нескольких протекторов. Ханне думалось, что тогда Паскаль и построил личность на порядке, лишь бы не сломаться. Дева и сама в то время пыталась вновь собрать себя воедино – на этой почве они и сплотились, чувствуя одиночество и нуждаясь в поддержке.

Порядок – понятная и безопасная система, выход за пределы которой пугал Паскаля до глубины души, точно бесконтрольное падение. Мир и покой – хрупкая штука, которую он маниакально оберегал, как умел, жесткими, радикальными методами. К сожалению, в их изменчивом, непостоянном мире старания и мечты Паскаля заведомо обрекались на крах.

– Я устал от того, что все раз за разом раскалывается, – сказал он. – Устал собирать мир обратно из осколков. Не только свой, но и наш общий, протекторский. Весь двадцатый век обернулся кошмаром и ужасом, сломавшим каждого. Я не хочу, чтобы хоть кто-то из нас испытывал подобное, а потому жду буквально каждый день, как после всех пережитых испытаний на нас упадет нечто, чего мы не сможем пережить.

– Я понимаю. – Ханна осторожно сжала его локоть. – Но срываться на новеньком и испытывать к нему ненависть всего лишь за…

– У меня нет к нему ненависти, – резко ответил Паскаль, после чего поник. – У меня уже ни к кому ее нет. Есть лишь то, что опасно для нас и что безвредно. Он был опасен для остальных, даже до сих пор представляет угрозу. Я не могу закрыть на это глаза.

– Но в этот раз придется. Все и так считают, что ты не в себе.

– Мне плевать, что обо мне думают, – бросил он. – Я уже привык, что спасибо на этой работе никто не скажет. Даже те, с кем ты сражаешься бок о бок. Неважно, что они говорят, ворчат или выражают недовольство моим правлением. Главное – что они еще живы. И после всего сделанного мной для этого места и людей, живущих в нем, я не стану пособничать их попыткам загнать себя в могилу.

Ханна некоторое время ждала продолжения, но Паскаль упорно смотрел в окно. Тогда она встала и, уже почти дойдя до двери, услышала:

– Я сниму с себя полномочия Смотрителя в этом году на день раньше. Мне нездоровится. Передай это Коулу. Надеюсь, он не возмутится лишними рабочими часами.

Дева чуть замешкалась. Она лучше других понимала, как Паскаль нужен Соларуму, пускай многие протекторы и не видели этого. Его решительность, верность порядку и каждой светлой душе. Но порой, в особые моменты, требуется что-то иное.

– Спасибо тебе.

Ханна убрала руку, вернув меня в мрачный мир разрухи. Я удивленно заморгал, невольно покосившись на сидящего к нам спиной Паскаля, после чего поблагодарил Деву и удалился подальше, чтобы побыть в одиночестве.

«Мрачно тут».

Я рефлекторно оглянулся, но тут же спохватился, поняв, что это Антарес у меня в голове.

«Тебя где черти носили?»

«Слетал в соседнюю планетарную систему, – съязвил он. – На мне не очень хорошо отразилось то мерзкое устройство, которое применили против нас падшие. Его действие сказалось даже не на оболочке, а на душе. Кто бы им ни передал эту технологию, он тартский гений. Ослабил звездного меня через приземленного тебя! Зачем кто-то вообще сделал подобное оружие против слабейшей расы, которая даже о Войне понятия не имеет? Я все еще не чувствую хорошей синхронизации светозарного огня и эфирных потоков в теле. К тому же нас порвали на куски».

«Бедняга».

«Смейся сколько хочешь, но моя слабость тебе не понравится, когда за нами придут звезды и дэлары».

Последнее он произнес с тяжестью, которая от меня не укрылась.

«Как вы докатились до того, что за тобой охотятся твои же сородичи?»

Антарес с печалью усмехнулся.