Домби и сын

Бредитъ м-ръ Каркеръ, и тѣмъ быстрѣе мчится впередъ, стараясь ни о чемъ не думать, и всегда колесуемый безпокойной мыслью. Мерещится ему, будто онъ не знаетъ, сколько часовъ пробылъ въ дорогѣ, и не умѣетъ сообразить точно мѣстностей на своемъ пути. Голова его кружится, въ глазахъ темнѣетъ, умъ, воображеніе и память парализованы въ своей дѣятельности, но нѣтъ ему остановки и покоя на трудномъ пути; и вотъ, наконецъ, онъ въ Парижѣ, гдѣ мутная рѣка неудержимо катитъ свои быстрыя волны среди двухъ ревущихъ потоковъ движенія и жизни.

И мерещатся ему нескончаемыя улицы, набережныя, мосты, погреба, подвалы, водопроводы, фонтаны, своды, арки, крытые пассажи, густыя толпы черни, солдаты, омнибусы, фіакры, барабаны, и опять монотонный звонъ колоколовъ, безконечный стукъ колесъ и конскихъ копытъ, которые теперь теряются во всеобщей суетѣ и суматохѣ. И вотъ смолкнулъ этотъ гвалтъ, когда м-ръ Каркеръ въ другомъ экипажѣ очутился за парижской заставой; но въ его ушахъ опять однообразный звонъ колоколовъ, безконечный стукъ колесъ, лошадиныхъ копытъ, и нѣтъ ему никакого покоя.

Разъ и еще разъ солнечный закатъ, длинныя дороги, ужасъ ночи, слабый свѣтъ фонарей, и опять однообразный звонъ колоколовъ, безконечный стукъ колесъ, лошадиныхъ копытъ и никакого покоя. Разъ и еще разъ взошло жгучее. солнце на высокомъ горизонтѣ, и бредитъ м-ръ Каркеръ, будто кони его съ большимъ трудомъ взбираются на верхъ горы, спускаются внизъ, будто вдругъ обдало его прохладной свѣжестью морского вѣтра, и онъ увидѣлъ утренній свѣтъ на краяхъ отдаленныхъ волнъ. Мерещится ему, будто при полномъ приливѣ онъ входитъ въ гавань, видитъ рыбачьи лодки на поверхности далекихъ волнъ и веселыхъ женщинъ съ ихъ дѣтьми на берегу; будто мѣстами разбросаны рыбачьи сѣти вмѣстѣ съ платьемъ рыбаковъ, будто впереди кишатъ и снуютъ толпы матросовъ на самыхъ вершинахъ корабельныхъ мачтъ, и будто вся эта картина исчезаетъ во всеобщемъ блескѣ и колыханіи воды.

Берегъ дальше и дальше отъ глазъ, и грезитъ м-ръ Каркеръ, будто онъ наблюдалъ съ пароходной палубы, какъ рѣдѣлъ туманъ, исчезая въ солнечныхъ лучахъ, и какъ позолотилась, наконецъ, вся поверхность тихаго моря. Берегъ потемнѣлъ и скрылся отъ глазъ, но вотъ впереди, по другую сторону, мерещатся утесы, строенія, вѣтряная мельница, церковь, и все это подходитъ ближе и ближе, становится виднѣе и виднѣе. Новая гавань, новый шумъ и новыя лица съ радостными криками на новомъ берегу. Бредитъ м-ръ Каркеръ, будто съ новымъ паническимъ страхомъ онъ сходитъ съ пароходной лѣстницы, и вотъ его нога опять на родной землѣ.

И задумалъ онъ въ своемъ тревожномъ снѣ удалиться куда-нибудь въ знакомую деревню, успокоиться, отдохнуть, свести прошедшее съ настоящимъ и сообразить свои будущіе планы. Загроможденный безпорядочными грезами, онъ припомнилъ, наконецъ, какую-то станцію на желѣзной дорогѣ съ уединеннымъ и спокойнымъ трактиромъ и туда рѣшился направить свой дальнѣйшій путь.

Съ этой цѣлью онъ пошелъ въ контору желѣзной дороги, взялъ билетъ, сѣлъ въ карету, закутался щинелью, притворился спящимъ, и скоро паровой гигантъ съ быстротою стрѣлы умчалъ его отъ морского берега во внутренность континента. Прибывъ къ назначенному мѣсту, онъ тщательно осмотрѣлъ окрестность съ ея малѣйшими подробностями. Разсчетъ его оказался вѣрнымъ: это было совершенно уединенное мѣсто, на краю небольшого лѣса. Здѣсь стоялъ всего только одинъ вновь выстроенный домикъ, окруженный красивымъ садомъ; до ближайшаго маленькаго городка было нѣсколько миль. Незамѣченный никѣмъ, м-ръ Каркеръ вошель въ трактирь и нанялъ на верху двѣ уютныхъ уединенныхъ комнатки, сообщающихся одна съ другой.

Его главнѣйшимъ намѣреніемъ было успокоиться, привести въ порядокъ свои мысли и потомъ уже дѣйствовать, смотря по обстоятельствамъ. Разстройство его душевныхъ силъ, омраченныхъ злобой, достигло теперь до послѣдняго предѣла, и онъ скрежеталъ зубами, расхаживая по своей комнатѣ. Его мысли, не направленныя ни на что въ особенности, блуждали наудачу и кружили его голову. Онъ бѣсновался и вмѣстѣ чувствовалъ смертельную усталость.

При всемъ томъ онъ не мотъ забыться ни на минуту. Его изнеможденный духъ утратилъ возможность терять сознаніе, и, казалось, его чело было заклеймено роковымъ проклятіемъ, которому суждено навсегда лишить его покоя. Онъ не имѣлъ никакой власти надъ собственными своими чувствами, какъ будто они принадлежали другому, постороннему лицу. Какая-то невидимая сила отталкивала его вниманіе отъ настоящихъ образовъ и звуковъ и насильственно вбивала въ его голову всѣ смутныя видѣнія и призраки оконченнаго путешествія. Мстительная женщина въ своей гордой и грозной позѣ безпрестанно представлялась его умственному взору, и въ то же время онъ продолжалъ летѣть сломя голову черезъ города и деревни, по горамъ и оврагамъ, по дорогамъ и мощенымъ улицамъ, въ дождь и бурю, въ ведро и ненастье, всегда и вездѣ оглушенный однообразнымъ звономъ колоколовъ, безконечнымъ стукомъ колесъ и лошадиныхъ копытъ, всегда и вездѣ осужденный на пытку безсильной злобы и мучимый презрѣніемъ къ самому себѣ.