Домби и сын

Такимъ образомъ, было рѣшено, что м-ръ Домби заѣдетъ за лордомъ въ понедѣльникъ, и они оба отправятся изъ города въ одномъ экипажѣ. На прощанье кузенъ Фениксъ сказалъ:

— Мнѣ, право, очень жаль, Домби, что вы такъ много безпокоитесь.

— Ничего, — отвѣтилъ м-ръ Домби, — должно быть готовымъ ко всему.

Въ назначенный день, кузенъ Фениксъ и м-ръ Домби, единственные представители друзей и родственниковъ покойной леди, ѣдутъ въ Брайтонъ провожать ея бренные останки на мѣсто вѣчнаго покоя. На дорогѣ кузенъ Фениксъ, выглядывая изъ траурной кареты, узнаетъ множество знакомыхъ, но изъ приличія не обращаетъ на нихъ никакого вниманія, и только когда они проходять, громко называетъ ихъ по именамъ для сообщенія свѣдѣній м-ру Домби, напримѣръ: "Томъ Джонсонъ. Джентльменъ съ пробочной ногой, день и ночь играетъ въ карты въ трактирѣ Уайта. Какъ ты очутился здѣсь, Томми? Вотъ этого господина, что ѣдетъ на кургузой кобылѣ чистѣйшей породы, зовутъ Фоли. Это — дѣвицы Смальдеры" и такъ далѣе. Во время панихиды кузенъ Фениксъ былъ очень печаленъ. "Такіе случаи, — думаетъ онъ — заставляютъ умнаго человѣка призадуматься не на шутку, да и, правду сказать, самъ я довольно ветхъ". Его глаза, при этой мысли, покрываются влагой. Но вскорѣ онъ оправляется совершенно, a за нимъ и другіе родственники и друзья м-съ Скьютонъ, изъ которыхъ майоръ Багстокъ безпрестанно толкуетъ въ своемъ клубѣ, что она никогда не закутывалась какъ слѣдуетъ, отъ этого и вся бѣда. Между тѣмъ молодая шестидесятилѣтняя дама, пріятельница покойницы, взвизгнувъ нѣсколько разъ, высказываетъ положительное мнѣніе, что покойницѣ было не меньше ста тридцати лѣтъ, и ужъ костямъ ея давно пора на мѣсто. A всего лучше не говорить о ней ни слова.

И лежитъ мать Эдиѳи въ сырой землѣ, и забыли ее милые друзья, глухіе къ говору волнъ, охрипшихъ отъ безпрестаннаго повторенія неизвѣданныхъ тайнъ. И не видятъ они пыли, которая клубится столбами по песчаному берегу, не видятъ бѣлыхъ рукъ, которыя въ лунную ночь манятъ къ незримымъ областямъ. Но ничего не измѣнилось на прибрежьи невѣдомаго моря, и Эдиѳь стоитъ здѣсь одна и прислушивается къ его волнамъ, и мокрая, полусгнившая трава, падая къ ея ногамъ, устилаетъ путь ея жизни.

Глава XLII Правая рука мистера Домби и случайно случившаяся случайность

Робинъ Точильщикъ преобразился радикально и совершенно съ головы до ногъ. Нѣтъ на немъ свѣтлосѣраго балахона, добытаго съ великими трудностями на толкучемъ рынкѣ, и не торчитъ на его головѣ лощеная клеенчатая шляпа, подаренная капитаномъ Куттлемъ при началѣ великаго траура; Робинъ, приглаженный и причесанный, щеголяетъ теперь въ лакированныхъ башмакахъ, и тучная его особа облачена въ темную ливрею, построенную искуснымъ художникомъ лакейскаго туалета и удовлетворительную во всѣхъ отношеніяхъ, хотя довольно степенную и скромную. Достойный воспитанникъ благотворительнаго заведенія съ нѣкотораго времени имѣетъ честь состоять на непосредственной службѣ y своего патрона, м-ра Каркера, главнаго управителя знаменитой фирмы и правой руки м-ра Домби. Онъ знать теперь не хочетъ своего прежняго хозяина, покинутаго въ магазинѣ инструментальнаго мастера, и посмотрѣли бы вы, съ какимъ самодовольствомъ осклабляется Точильщикъ, припоминая въ часы досуга достопамятный вечеръ, когда онъ съ такою ухарскою ловкостью н_а_д_у_л_ъ, п_о_д_к_у_з_м_и_л_ъ и п_о_д_д_е_д_ю_л_и_л_ъ капитана Куттля съ его неизмѣннымъ другомъ, молодымъ мичманомъ: разительное доказательство, что всякое доброе дѣло сопровождается спокойною совѣстью и ошущеніемъ блаженства, проникающаго до костей и мозговъ добродѣтельнаго смертнаго. Водворившись въ домѣ м-ра Каркера, Точильщикъ со страхомъ и трепетомъ обращалъ свои круглые глаза на бѣлые зубы великаго патрона и вполнѣ сознавалъ, что теперь, болѣе чѣмъ когда-либо, онъ долженъ держать ухо востро.