Дом в Мансуровском

– Ты говоришь, что стала здесь счастливой? А почему ты уверена, что у Томы будет так же? – зло спросила Маруся.

– Я тебе говорила, что самое главное то, что здесь я стала свободной.

– Брось! – возразила Маруся. – Ты всегда была свободной.

– А в этом ты глубоко заблуждаешься, – грустно проговорила Юля.

– Да мне на тебя наплевать! – закричала Маруся. – А обо мне ты подумала? Подумала, как я буду без дочки?

– Так приезжай! Приезжай, тебе тоже здесь будет неплохо!

– Смешно! Ты не забыла? У меня Ася.

– Ася в таком возрасте… – пробормотала Юля.

Маруся резко встала.

– Все, Юль, я пошла, с меня хватит, и воспоминаний в том числе. Это ты к старости стала сентиментальной. А я от воспоминаний устала, меня они разрушают. И еще. Тебе не кажется, что ты заигралась в дочки-матери? Парижская тетка с собственной квартирой и машиной. А что, круто! Кому не понравится? Но это моя дочь, моя. И не тебе решать ее судьбу. Не тебе, слышишь? своих надо было рожать.

Маруся ушла, а Юля, глядя ей вслед, проговорила:

– А вот это ты, сестрица, зря. Это удар ниже пояса.

Она попросила счет.

Ох, Маруська! А говорит – нерешительная. Не заезжая в квартиру, сестра рванула в аэропорт, благо документы были с собой, в сумке. Поменяла билет и улетела.

Юля с Томой сидели на балконе и молчали. Племянница была сама не своя.

– Не волнуйся, придет в себя, – успокаивала Юля Тому. – Приедет домой, расскажет Асе, Ася мудрая, успокоит ее. В общем, Томка, все будет нормально.

– Юль, – взмолилась племянница, – давай все расскажем?

– Конечно, расскажем, куда мы денемся. Но потом, после всего, ладно? Зачем ее волновать? Успокойся, Томчик. Все образуется.

Очень хотелось верить…

Самолет был полупустой, и Маруся села у иллюминатора, прислонилась горячим лбом к прохладному запотевшему стеклу. В очередной раз жизнь развалилась на куски. Томка! Как ты могла, какое предательство!

Маруся заплакала. Мимо прошла стюардесса, приостановилась, но Маруся показала рукой – не надо.

«А может, я зря так резко? – думала она. – Может, надо было поговорить с Томой? Убедить, уговорить, уломать? В конце концов, принудить! Я мать, и правда на моей стороне! Наверное, зря. Спокойный разговор точно бы не навредил. Только вряд ли он бы получился спокойным. Париж, Сорбонна, любимая тетка. Ну да, аргументы».

Зазнобило, и Маруся укуталась в плед. «Заболела или из-за стресса? Юля, Юля. Как ты лихо, а? Решила – и все, все у тебя получилось! У тебя все всегда получается. И Париж с богатым, горячо любящим папочкой тоже получился. Тебе всегда везло. И сейчас у тебя не жизнь, а сказка. Из твоих окон видна часовня Сен-Шапель, у тебя приходящая домработница и шале в провинции. Не у тебя, у твоего отца, но от этого суть дела не меняется. У тебя даже есть сердечный друг, изящный и худосочный, тонконогий, типичный французик в узком пальто и модно замотанном шарфе. Ты не влюблена, с любовью ты, как говоришь, давно завязала, но сердечный дружок не помешает. В театры и рестораны вы ходите вместе, так приличнее и удобнее.

Я сама виновата, что вырастила такую дочь. Ну что же, не привыкать, еще одна оплеуха. Но больше я ничего не прощу. Ни-чего, дорогая сестра. Хватит, достаточно. А с Томой как-то наладится. Все-таки дочь».

Ася причитала и плакала от радости:

– Ты дома, какое счастье, Марусенька! Нет, все хорошо, – тут же пугалась она, – у меня все прекрасно! Конечно со всем справилась! А с чем я могла не справиться? И еды хватило, и в магазин выходила, и во дворе гуляла! Все прекрасно, Маруся! Да в норме давление, в норме! Клянусь, что не вру, честное слово! Какое же счастье, что ты уже дома! Маруся, – вдруг дошло до Аси, – а почему ты без вещей? И ты говорила, что приезжаешь десятого! А сегодня третье или я, как всегда, что-то путаю?

Маруся терпеливо объясняла, что вещи потерялись в аэропорту, такое бывает, но их обязательно найдут, у нее есть страховка.

– А насчет десятого ты, Асенька, перепутала. Точно помнишь? Да брось, Ась! Я уже забываю! Прости, но я пойду к себе. Устала я, Асенька, очень устала.

– У тебя плохое настроение?

– Да нет, нормальное. Просто устала. Я в ванную и спать. Извини, что так получилось с подарками.

В три утра Марусю разбудил телефонный звонок. Она схватила трубку.

– Мама, – дочь говорила шепотом, – мама, сейчас я все объясню! Юля запретила, но я решила, что все равно скажу. Иначе я чокнусь, мамуль. Мамочка, – горячо зашептала дочь, – Юля больна. У нее самое страшное, мама! Ну да, поэтому и похудела! Через две недели операция, а потом процедуры. Пока непонятно, какие именно, все будет зависеть от операции. Мам, ты меня слышишь?

– Я тебя слышу. – Маруся не узнавала свой голос. – Насколько все серьезно, Тома? И почему вы ничего не сказали? Почему она доверилась тебе, а не мне? Тебе, ребенку, а не мне, родной сестре? Какой ты ребенок? О господи, Тома! Ты сказала, что у меня была плохая кардиограмма? Господи, ну какая ты дурочка! Да все у меня нормально! И сердце не болит, это было осложнение после гриппа, было и прошло, давно прошло, Тома! Боже, что вы наделали!