Дом в Хамптоне

Фритци открыла маленькую боковую дверь и Дженни вышла в сад.

— Спасибо, Фритци, — сказала она, обернувшись.

— Тебе спасибо, Дженни, — ответила Фритци, посылая ей поцелуй и закрывая за ней дверь.

Если бы был найден совершенный дар, в котором нуждались бы и тот, кого чествуют, и тот, кто чествует, где сплетались бы потребности дарящего и одаряемого, тогда то, что Дженни и Фритци подарили этим летним утром Донни, было именно таким даром. И он принял его так, как ему его предложили. Этот совершенный прием был частью совершенного дара. Впервые за свои сорок четыре года он позволил, чтобы с ним случилось что-то непредвиденное. Не рассуждая, не анализируя, не торгуясь, не думая о чем-либо еще. Это был подарок ему, и он собирался воспользоваться им.

Его мечта стала явью. Бог знает, как он хотел этого, но, как говорил его отец: «Ты имеешь то, что имеешь».

Девушка его мечты ласкала его в волшебном тумане, выполняя все его фантазии… Любовь жены делала этот дар Феи еще волшебнее.

— Боже! — вскрикнул он, крепко сжав в объятиях Девушку своей мечты, когда почувствовал ее нежное нутро. — Спасибо, Боже! — шептал он с изможденным лицом, влажным от пота и слез, но с сердцем, полным любовной силы.

Он ощущал в себе силу своего желания, вернувшего радость жизни. А когда она ушла, оставив его одного, он понял, что не умрет так скоро.

Дженни Джеймсон шла через холл клиники в Си Оукс. Руки ее раскачивались, ноги не гнулись, как у вымуштрованного сержанта из Алабамы. Она постучала в дверь комнаты своей матери, но, не дождавшись ответа, тут же открыла ее.

Мать сидела на стуле у окна и читала «Танец Анжера».

Она повернулась и робко улыбнулась дочери. «Что-то случилось… Она никогда не приходила, не предупредив меня», — пронеслось у Делорес в голове. Она хотела встать, чтобы поздороваться с дочерью, но взгляд Дженни остановил ее.

— У Донни рак. Он умирает, — произнесла ее дочь, высоко вскинув голову и задрав подбородок — манера, присущая ей с детства, — будто выступая против невидимых ударов судьбы.

Делорес печально вздохнула, лицо ее потемнело.

— О Боже! О, Дженни! Чем я могу помочь?!

Губы Дженни дрожали.

— Ничем! Как всегда ничем, мама! Ни черта ты не можешь сделать!

Сказанные слова повисли между ними. Дженни никогда раньше не говорила так с матерью.

Делорес поднесла руки к горлу. Она как-то неосознанно предчувствовала, что такая сцена разыграется когда-нибудь, но не думала, что так скоро. Она не была к этому готова.

— Пожалуйста, Дженни! Не надо меня ненавидеть!

— Почему это? — Дженни швырнула тяжелую сумку на тщательно застланную постель матери и потом плюхнулась на нее сама. — Почему я не могу ненавидеть тебя? Ты что-нибудь сделала в жизни, чтобы привить себе вакцину против детской ненависти? Ты никогда обо мне не заботилась! Все твои заботы были только о нем! Великий Бог Коуэн! Мы все могли отправляться в ад в фарфоровых гробах от такой заботы… Ни доброго взгляда, ни вопроса, как я живу, что я делаю, кто я! Что же ты за мать? Почему же мне тебя не ненавидеть?

Пытаясь скрыть дрожь рук, Делорес сунула их под себя. Такого плохого исхода она не ожидала! Она видела, что Дженни вне себя, но вывести ее из этого состояния не могла. Мать не знала, как помочь дочери.

— Дженни, я не хотела оттолкнуть тебя. Я уже давно больна… Очень прошу, прости. Я хотела тебе только лучшего. Ты знаешь, как часто я говорила тебе, какое это счастье иметь такого мужа, как Донни. Мужчину, который действительно любит тебя, а не так, как это было у нас с твоим отцом.

Дженни сбросила с кровати все подушки.

— Великолепно! Великолепно, мать твою! Превосходно! Так это та цена, которую я должна заплатить за все это счастье?! Что ж, я плачу! Он умирает. И теперь я не счастливее тебя. Мы квиты. Конец ненависти!

Делорес заплакала. Все тело ее сотрясалось.

— Я не могу вынести этого, Дженни. Я слишком слаба… Это жестоко.

Дженни вскочила.

— Жестоко?! Жестокая дерьмовая мать! Ты с этим прекрасно справишься. В своей светской жизни ты обставила все по высшему разряду. «Бедная малышка Делорес!», «Такая хрупкая!», «Это не ее ошибка!» Это, наверное, моя. Я ни хрена не дам за твои извинения. Ты считала себя матерью. Я считала себя ребенком. Все просто! Если ты не можешь быть матерью, притворись! Срабатывает чудесно. Проведи меня через первые пятнадцать лет жизни!

Ты даже не пыталась! Я это делала вместо тебя! Я заботилась о тебе и о Коуэне. Я даже не помню, когда в последний раз чувствовала себя ребенком. И не надо мне рассказывать дерьмовые басни о том, что алкоголизм — болезнь, а ты не виновата. Ты виновата! Ты не боролась со своими желаниями! Ты знала, что больна, но отмахивалась и от этого, и от нас! Ты отреклась. Ладно, предположим. Я тоже мать. И я знаю, каково это. Я…

Дженни бросилась на кровать. Слова «ненавижу тебя» не приходили на язык. Гнев, бившийся в ее борющемся, трепещущем сердце, вдруг исчез.