Дом учителя

Лишившись в первых же попытках половины своей небольшой группы, Дмитрий Александрович отнес это на счет неизбежных на войне потерь. Но он серьезно задумался, как он будет выглядеть на докладе начальству: похвалиться покамест было особенно нечем. И в разведке у реки, на переправе, у него и родилась идея диверсии на мосту. Однажды в Польше, в 39-м, он устроил нечто подобное: его люди взорвали мост с беженцами, а сами ушли по реке на лодке. Здесь в его группе были отличные пловцы, пока еще, к счастью, уцелевшие: один, с вогнутым, как седло, лицом, даже работал некогда в цирке, в водяной пантомиме, человеком-акулой.

И Дмитрий Александрович заторопился: не сегодня-завтра его начальство могло уже появиться здесь, — и заторопил своих чемпионов.

Добыть повозку с лошадью им удалось без большого труда: диверсанты в красноармейской форме остановили на лесной просеке какого-то беспечного колхозного деда и через минуту сбросили с повозки его труп; горючим они запаслись раньше, во время охоты на одинокие машины, взрывчатка у них была, с нею они прыгали. Но целые сутки еще ушли на то, чтобы перебазироваться ближе к реке, отыскать там приемлемое укрытие, приготовить специальный заряд, обговорить все подробности. И лишь на шестое утро из березнячка на большак недалеко от переправы выехала рысцой крестьянская повозка с двумя ранеными. Один покоился на соломе, прикрытый до глаз рядном, другой, с забинтованной половиной лица, в наброшенной на плечи шинели, нахлестывал вожжами гривастую колхозную лошадку.

Повозка вклинилась в общее движение, въехала на мост, и на середине моста раненые соскочили с нее… Через считанные секунды под рядном грохнул взрыв, вспыхнул разлившийся бензин, деревянный настил загорелся, заскакал по мосту огненный конь… И Дмитрий Александрович, наблюдавший издалека, пожалел, что он лично не участвовал в том, что творилось, — это была настоящая охота! А главное, мост остался теперь только на карте, переправа прекратилась. И следовательно, все богатое армейское имущество, что скопилось на берегу и продолжало накапливаться, все должно было стать трофеем победителей.

Дмитрий Александрович поджидал своих десантников в условленном месте, за изгибом реки. Оба чемпиона благополучно туда доплыли и, посиневшие, выбрались на песок. Весь день потом они отлеживались в прибрежном лесу, в овражке, пили спирт из неприкосновенного запаса, обсыхали, слушая «музыку боя», как выразился их оберштурмфюрер… И близкое будущее представлялось им счастливым: повышение в звании, отличие, отпуск в тыл, много выпивки и много женщин. После полудня в лесу стали слышны танковые пушки: бой шел где-то у города, а может быть, и в нем самом. Казалось, что вот-вот, еще полчаса, еще четверть часа — и они выйдут из укрытия и чокнутся фляжками с танкистами, взявшими город. А он, Дмитрий Александрович, сегодня уже будет сидеть дома, с сестрами и с родной дочерью!.. Он все еще не знал, как сестры назвали его дочь, и узнать ее имя тоже было небезынтересно.

В сумерках он выполз из пещерки в овражке. Прискучило тереться там боками друг о друга, к тому же от пловцов пахло несвежим бельем. А самое важное: надо было выяснить, что означала наступившая к вечеру тишина, может быть, и в самом деле город уже капитулировал?.. Дмитрий Александрович не сделал и десятка шагов, как уловил шум движения: шорохи шагов, шелест ветвей… И через несколько минут ему и его десантникам ничего не оставалось, как бежать: лес прочесывали истребители. Пловцы не успели даже натянуть сапоги, бежали босые, высоко подпрыгивая, когда под ноги попадала еловая шишка. А позади трещала пальба, пули проносились над головами и стукались, как жуки, попадая в стволы деревьев.

Туман с реки укрыл бегущих, но ненадолго и непрочно… Оба пловца были убиты, когда, спасаясь, карабкались по береговому откосу, — их застрелили сверху, в упор. Дмитрий Александрович, сунувшийся наудачу в сторону, вполз на животе под старую ель и распластался там в колючей, запаутиненной тьме. Он слышал совсем рядом разгоряченные голоса погони, выкрики команд; лучики электрических фонариков протягивались к нему, наподобие пулевых трасс. Но его звезда все еще ему светила — его и сейчас не обнаружили. Покричав, потоптавшись, погоня ушла, уехали автомашины, что стояли здесь, наверху, — и он вылез и отер от приставших паутинок потное лицо.

Торопясь убраться подальше от этого места, он двинулся в глубь леса — он хотел дождаться там утра. Но полил дождь, и в мокрой, чернильной тьме, потеряв направление, он неожиданно для себя очутился на опушке, у самой дороги. Слева, в отдалении, плавали в дожде тусклые ракеты, справа обозначились туманные громады монастырских стен. Дмитрия Александровича окликнули: «Кто идет?» — должно быть, он напоролся на боевое охранение.

— Свой, — буркнул он и устремился вперед, через дорогу, оскальзываясь в залитых водой колеях.