Дом учителя

– Плагиат. Это о римском отставном императоре, забыла, как зовут, про него в фильме «Москва слезам не верит» Гоша вспоминает. Илья! По какому праву я могу вмешиваться в чужие семейные дела?

– По праву общего прошлого. Те, с кем мы сидели рядом на горшках в детском саду, одноклассники, однополчане, троюродные племянники дворничихи бабы Люси, седьмая вода на киселе каких-то маминых сослуживиц, – они имеют на нас право, хотя мы на разных полюсах и трудно представить, что стали бы с ними дружить, если бы встретились сегодня. Это право нигде не записано, ни в кодексе, ни в Библии, но порядочные люди его чтут.

– Люда и депутат, – вспомнила Анна Аркадьевна.

– Мы не депутаты, – помотал головой Илья Ильич. – Хотя среди них, сама знаешь, есть и приличные люди.

Дочь или племянница, или просто родственница знакомой мамы Ильи Ильича, не вспомнить. Люда, возраст под шестьдесят. Приехала в Москву, остановилась у них. Мужу Люды требовалась высокотехнологичная микрохирургическая операция. Удалить витиеватую, точно спрут, опухоль, захватившую слизистые, хрящи и кости черепа. Вроде бы пока опухоль доброкачественная. Операцию за деньги делать Людиной семье было немыслимо. Подобные в Москве делали бесплатно, по квотам. В их регионе квоты на текущий год исчерпали, надо ждать следующего года, но врачи не знали, как быстро опухоль будет распространяться и не превратится ли в злокачественную. Надо было получить разрешение использовать квоту следующего года на три месяца раньше. У Люды была надежда – друг юности Саша. Она ему, в прошлом комсомольскому вожаку, потом предпринимателю, кооперативщику, в трудный период развода с первой женой помогла – предоставила квартиру для выковывания новой семьи. Ушла на полгода с мамой к бабушке в дом без удобств на околице, а Саша решал свои личные проблемы в Людиной квартире. Без оплаты, конечно. Говорил, что обязан ей по гроб жизни. Саша давно перебрался в Москву, разбогател, стал депутатом. Люда никогда к нему не обращалась, но тут пришлось. Телефонов у нее не было, домашнего адреса не знала, подкараулила, опять по Некрасову, у парадного подъезда.

– Саша, здравствуй! – Они всегда были по-комсомольски на «ты». – Люда Игнатенко, узнаешь? Саша, мне нужна твоя помощь!

Он не сразу, но узнал Люду. Поморгал растерянно и быстро взял себя в руки, вернув лицу выражение занятости серьезными государственными проблемами.

– Запишитесь у моего секретаря, телефон есть в депутатской приемной.

И быстро пошел к машине. Деловой, озабоченный, в длиннополом плаще и лакированных, зеркально-блестящих ботинках на высоких каблуках. Саша был коротконог.

На Люду, когда вернулась, было больно смотреть. Страх за мужа и разочарование, обидное, как пощечина.

– Ерунда, – сказал Илья Ильич, – подумаешь, первый выстрел мимо цели. Биатлон уважаете? Всего-то один лишний круг пробежать. Завтра Анна Аркадьевна отправится с вами в Минздрав. Уверяю вас, она дойдет до министра и вывернет ему скальп наизнанку. Вы не знаете моей супруги! Когда она действует в интересах посторонних людей, то чиновникам лучше напялить на голову шапочку для бассейна, а поверх – ушанку из волчьего меха. И в то же время Анна Аркадьевна, когда дело касается ее собственной особы, проявляет редкое слюнтяйство и попустительство. У нас в соседнем подъезде живет бабулька – божий одуванчик. Вся такая благообразная, в платочке, крестится через слово: Дай Бог вам здоровья! Храни вас Господи! Свечку за вас в храме поставлю! Эта бабулька таскала Анне Аркадьевне яйца, по десятку в неделю, якобы домашние, из деревни. На самом деле – магазинные. Анна Аркадьевна прекрасно знала, что яйца фальшивые, но платила втридорога. Мне это надоело, и я натравил на богомолицу другую нашу соседку, Ольгу, женщину, не переносящую обмана и поругания принципов справедливости. Весь подъезд слышал, как Ольга чихвостила бабульку: Ты уж и штампы на яйцах отмываешь кое-как! Не смей Бога вспоминать, тебя за кладбищем похоронят, как бандитку! Анна Аркадьевна пряталась за дверью нашей квартиры и боялась нос показать.

Людмила улыбнулась, покивала, как бы поблагодарив за утешение, за стремление развеселить. Но в благополучный исход она не верила, всю ночь проплакала. Утром Анна Аркадьевна убирала ее постель, подушка была мокрой.