Дом учителя

Квартира, которую снимали ребята, была трехкомнатной, точно в такой жила Анна Аркадьевна, массовая серия начала-середины восьмидесятых прошлого века. Прихожая, холл, большая, двенадцать квадратных метров, кухня, все комнаты раздельные. Одна (спальня Ильи Ильича и Анны Аркадьевны) была закрыта – с хозяйскими вещами. Вторая (ныне комната Любани) – детская с двумя кроватками, множеством игрушек и шкафами для одежды. В гостиной стол придвинули к стене, на нем закуски и напитки. Посуда одноразовая. Анне Аркадьевне вручили пластиковый стакан белого вина со льдом, как пожелала. Кроме Казанцевых, Иваны и детей Анны Аркадьевны, были еще молодые люди, приходившие, уходившие – все жизнерадостные, точно провожали Игоря и Мишу в увлекательный поход. В холле громоздились сумки багажа, в которые постоянно что-то впихивали. Анна Аркадьевна была тут единственной пожилой особой. Ее не игнорировали, но и не выказывали нарочитого почтения.

Анна Аркадьевна увидела еще один блеск Анечкиных бриллиантиков.

– Это как эффект Доплера, – возразила кому-то Ивана, – все слышали, но никто не знает, что это такое.

– Игорь знает, – сказала Аня с мягкой гордостью.

Анна Аркадьевна решила, что ее дело старушечье, нечего тут торчать и прикидываться, что понимает, о чем говорят. Она пошла в детскую и спрятала все игрушки. Забрала близнецов у девушки, которая с уси-пуси бродила за ними по квартире. Чук и Гек, они же Сеня и Веня, только научились ходить, и это занятие, а так же лезть во все шкафы, открывать дверцы – было их любимым.

Анна Аркадьевна привела близнецов в детскую и затеяла поиск игрушек. Сами по себе игрушки, как она и предполагала, не могли удержать их внимание более трех минут. А вот лезть под кровать, под подушки, сдергивать покрывало – иное, ненаскучивающее дело. За полчаса или сорок минут Анна Аркадьевна устала отчаянно. Она не ползала на коленях много лет, спина и суставы болезненно протестовали. Анна Аркадьевна выказала полное бессилие, когда близнецы обкакались. Сначала один замер, напрягся, нахмурился и выдал звучную трель. Второй глядел на него внимательно и завистливо. Тоже напрягся и прозвучала еще одна трель. Запахло, хоть и не отчаянно, но недвусмысленно.

– Братцы, – сказала сидящая на полу Анна Аркадьевна, – у вас же памперсы. Если вы думаете, что я умею их менять, то вы мне льстите. Когда мои дети были в вашем возрасте, мы, советские люди, уже летали в космос, но памперсов не имели. Надо звать помощь.

Чтобы встать с пола, ей пришлось встать на четвереньки, отжаться от кровати с кряхтением.

Открыла дверь и позвала:

– Аня? Любаня?

Откликнулась дочь. Постелила на кровати одноразовую пеленку, ловко сняла штанишки то ли с Чука, то ли с Гека, расстегнула застежки-липучки на памперсе, скрутила его содержимое… Мама, делай, как я, видишь, второй реветь собирается, ревнует… Достала из упаковки влажную салфетку, задрала ножки ребенку, вытерла попку, шлепнула по ручке, норовившей поиграть с мошонкой и писюшкой, надела чистый памперс. Анна Аркадьевна те же действия совершала с огрехами и замедленно.

– Где ты этому научилась? – спросила она Любаню.

– В детском хосписе, – ответила дочь.

– Ты хочешь сказать, что и такие… крохи… умирают?

– Да, увы.

Это было чудовищно. Ее дочь, закрывающая глаза умершим детям! Анна Аркадьевна, по сути, никогда не вдумывалось в то, чем занимается ее дочь-волонтерка, какую нагрузку испытывает ее психика. Подобную нагрузку не выдержать! Любаня – вечная щебетунья. Маскировка! Кончится тем, что она уйдет в монастырь, не выдержав людского горя.

– Если ты уйдешь в монастырь, – строго сказала Анна Аркадьевна, – то не надейся, что я это легко проглочу. Я тоже постригусь в монахини. И поверь, скоро стану игуменьей, руководительницей монастыря. Ты уж у меня не забалуешь!

– Мам, ты о чем? – вытаращилась Любаня. – Я и некрещеная.

– Собираешься креститься?

– Нет. Папа – воинствующий атеист. Я люблю папу и не хочу его расстраивать.

– Ты от меня многое скрываешь! Не возражай! Это нормально. Не знаю, что конкретно, но скрываешь. Лови то ли Сеню, то ли Веню, сейчас он бухнется на пол! Займи их.

– Как?

– Элементарно, Ватсон! Натолкай каждому в штанишки кубики, спусти на пол, покажи, где добыча. Пять минут они провозятся, вытаскивая друг у друга кубики. Любаня, дай мне слово!

– Даю!

– С ходу «даю». Даже не спросила, о чем речь. Ты меня усыпила, а папу вообще погрузила в кому. Ты орешек много тверже Лёни!

– Мама, ты сейчас заплачешь. Мамочка, – обняла ее Любаня, – я тебе клянусь-клянусь-клянусь, даю слово-слово-слово, что, если меня припрет, я обязательно к тебе прибегу. Но, пока не приперло, я ведь должна сама в своих делах разбираться? Как ты.

Заплакали близнецы.

– Что это с ними? – вытерев щеки, спросила Анна Аркадьевна.

– Все нормально, – оглянулась Любаня, – колотят друг друга по бо́шкам кубиками.

Анна Аркадьевна наклонилась к детям, в спине стрельнула молния, боль угасала медленно, но ведь угасала.

– Сеня и Веня, давайте ручки, пойдем раздвигать границы мира.