Дом сестер

Как Филипп написал ей позже в письме, в то время он уже строил планы на дальнейшее совместное будущее. Он видел ее своей женой и матерью своих детей. Они станут делить друг с другом все тревоги и заботы, которые не казались ему такими уж серьезными. Он всегда будет рядом с ней, а она — рядом с ним. Где-то далеко, позади, лежала широкая черная полоса, в которой остались все тревоги прошлого. Перед ними брезжил яркий свет.

На ее восемнадцатый день рождения, 4 марта, Филипп подарил Фрэнсис золотой медальон со своей фотографией внутри и на прилагаемой открытке написал цитату из «Мечты мира»: «…и в следующий момент он держал в своих объятиях мечту мира, и горечь долгих лет отпала от них и была забыта».

В первый раз Фрэнсис охватило чувство, будто к ней приближается что-то, с чем ей следует поскорее покончить, пока еще не поздно. Но именно в тот день ей показалось, что у нее осталось еще меньше сил, чем раньше. Она праздновала свой восемнадцатый день рождения и чувствовала себя обессиленной, словно была старой женщиной. От бабушки Кейт пришло письмо, но от Чарльза и Морин не было ничего.

Четвертое марта выпало на субботу. Маргарет пригласила Элис и Джорджа на чай, и Джордж, у которого был выходной, с удовольствием принял приглашение. Кухарка испекла торт, пирог и печенье — достаточно, чтобы накормить целую армию. Из напитков были чай, кофе и горячий шоколад со взбитыми сливками.

Почти все осталось нетронутым. У Фрэнсис и так не появилось аппетита, а Филипп никогда не был любителем поесть. Элис и Джордж явно поссорились. Они едва обменивались отдельными словами, делая маленькие глотки из своих чашек и нехотя ковыряясь в тарелках. Фрэнсис предположила, что дело было в вечной теме, касающейся женитьбы. Она не понимала, почему Элис так настойчиво отказывается выйти за Джорджа замуж, и сочувствовала своему брату, который явно страдал.

Одна лишь Маргарет радовалась всему этому великолепию. Но в какой-то момент она заметила, что никто, кроме нее, не наслаждается прекрасной едой, и, отложив ложку в сторону, огорченно спросила:

— Вам не нравится?

— Что вы, тетя Маргарет! Конечно, нравится, — вежливо уверил ее Джордж. По нему было видно, что он уже сломал голову, ища объяснение своей сдержанности. — Я еще должен влезть в свой мундир, — вяло добавил он.

— Мы все переживаем тяжелые времена, — честно сказала Элис. — Не принимайте это на свой счет, Маргарет. Я знаю, вы потратили немало усилий.

— Если б я могла хоть немного вас взбодрить!.. — Маргарет вздохнула. — Фрэнсис, душа моя, ты ведь не собираешься навсегда остаться такой худющей, как сейчас? Давай я положу тебе великолепный кусок шоколадного пирога…

— Спасибо. Я правда не могу больше ничего есть, — ответила Фрэнсис сдавленным голосом, посмотрев в окно. Шел дождь, по улицам Лондона носился холодный ветер.

«Как хочется, чтобы наконец опять настало лето», — подумала она, не будучи уверенной в том, что что-то изменится к лучшему. Но, может быть, ее хотя бы перестанет знобить… Фрэнсис постоянно мерзла, даже если, как сейчас, находилась в непосредственной близости от большого камина. Озноб, как вирус, поселился в ее теле, и его ничем нельзя было изгнать.

Никого не удивило, что Джордж довольно рано сказал, что ему пора идти. Элис тут же отставила свою чашку с кофе, чтобы присоединиться к нему. Для всех присутствующих было очевидно, что оба все это время горели желанием продолжить ссору и что они непременно это сделают.

Элис обняла Фрэнсис и рассеянно произнесла:

— Пока, малышка. Постарайся наконец поправить здоровье!

Это была фраза, которую Фрэнсис уже несколько месяцев говорили все, и прозвучала она как-то механически. На минуту девушка задумалась, стали бы люди произносить это свое «постарайся наконец поправить здоровье!», если б она вдруг стала толстой матроной с розовыми щеками, сидела бы в кресле-качалке и прекрасно себя чувствовала. Но эта мысль не вызвала у нее улыбки.

— Скоро увидимся, — пообещал Джордж. — Береги себя!

Ей удалось ответить что-то подходящее и поблагодарить за визит. Затем она сказала Маргарет, что это был действительно замечательный день, но она хотела бы подняться наверх и лечь, потому что у нее болит голова. Ее неудержимо тянуло в свою комнату — в покой и темноту. Побыть одной, думала она, только побыть одной. Подальше от всех этих обеспокоенных взглядов и мучительных вопросов…

Фрэнсис поднялась к себе в комнату и энергично закрыла за собой дверь. Снова посмотрела в окно на небо. Уже смеркалось, но оно было еще зеленовато-голубым. Дождь перестал, ветер разорвал пелену облаков. На западе вспыхнул последний красный отблеск заката.

Она пристально смотрела на плывущие облака, потом решительно подошла к окну и задернула гардины. Неспокойный вечер и будто стеклянное небо очень напоминали ей Уэнслидейл, и это было больше, чем она могла сейчас вынести. Иногда ей казалось, что ее здоровье подтачивается в том числе и тоской по дому.