Дом сестер

— Да, мы тоже были очень удивлены. Но, в принципе, это не так уж плохо. Марджори сейчас в таком возрасте, когда ей нужен кто-то женского пола, с кем она могла бы общаться.

— И какая она?

— Кто?

— Папина… новая жена.

Фрэнсис решилась на милосердную ложь.

— Симпатичная. Простая милая женщина.

Лора пристально посмотрела на нее и выбежала из комнаты. Было слышно, как хлопнула дверь.

— Тебе не кажется, что можно было бы сообщить ей это более деликатно? — спросила Виктория.

— Я должна была сейчас солгать ей, чтобы потом выдать правду? Я уже достаточно солгала. Жена Хью Селли — асоциальная шалава. Она была в ужасе от приезда Марджори. Я почти уверена, что они будут жить как кошка с собакой, но Марджори хотела этого.

— И ты тоже.

— Совершенно верно, — ответила Фрэнсис холодно, — и я тоже. То, что мы с Марджори не любили друг друга, не было тайной.

Она вышла из комнаты, прежде чем Виктория успела что-то возразить. Пистолет в ее руке был холодным и тяжелым. Она спрятала его в комоде, положив в самый низ, под белье. И после этого почувствовала себя спокойнее.

Поздним вечером температура у незнакомца поднялась еще выше, несмотря на загадочный чай, которым напоила его Аделина. Он говорил путано и неразборчиво; даже Виктория не могла из этого ничего больше перевести. Она все время сидела возле него и промокала ему лоб холодной водой. Аделина вымыла мужчину, обработала рану и перевязала. Затем причесала его волосы и надела на него пижаму Чарльза. Он не выглядел больше таким запущенным, но ему было явно плохо.

— Если до утра температура не снизится, мы вызовем врача, — сказала Фрэнсис. — Не важно, что будет потом.

— А что может быть? — спросила Виктория.

— Я не знаю. Поскольку он так испугался, возможно, он шпион. Я понятия не имею, что делают с такими.

— Их вешают, — сказала Аделина, которая как раз вошла в комнату со свежей водой.

— Тогда не будем вызывать врача! — воскликнула Виктория. — Мы ведь не можем допустить, чтобы его повесили!

— Откуда сразу столько сострадания? До этого ты предполагала, что он нацист и ночью перебьет всех нас прямо в постелях.

— Но, может быть, не нацист…

— Он немец, — сказала Фрэнсис, — и, вероятно, выполняет задание своего командования. Он служит Гитлеру. Мы не должны испытывать к нему излишнее сострадание.

— Может быть, он кто-то вроде этого… как его имя? Рудольфа Гесса, — напомнила Виктория. — Может быть, он приземлился где-то здесь и хочет установить контакт с нашим правительством. Рудольф Гесс тоже не был повешен. Его просто арестовали[10].

— Так или иначе, под моими руками он не умрет, это точно, — сказала Аделина решительно и подошла к постели. — А сейчас отойдите в сторону! Я хочу еще раз осмотреть его ногу.

Рана под повязкой выглядела ужасно и гноилась еще больше, чем днем.

— Подозреваю, пулевое ранение, — предположила Аделина, — и если так, то пуля застряла в ноге. Ее нужно вытащить, иначе…

Она не закончила фразу, но обеим было ясно, что для незнакомца все закончится плохо, если пуля останется в ноге.

Фрэнсис решительно встала.

— Поеду в Айсгарт и привезу врача. Мы должны…

— Нет! — сказала Виктория.

— Не торопитесь! — одновременно поддержала ее Аделина.

— Мы должны дать ему возможность все нам рассказать, — добавила Виктория.

Фрэнсис указала на стонущего мужчину.

— Я не жду ничего хорошего. Вероятно, он умрет уже сегодня ночью.

— Нам надо удалить пулю, — повторила Аделина. Она и Виктория посмотрели на Фрэнсис.

— О нет! — Та протестующе подняла руки. — Я не смогу. Я никогда этого не делала.

— Ты ведь работала в лазарете во Франции, — вспомнила Виктория. — И наверняка видела десятки таких операций.

— Да, видела. Но сама никогда не делала.

— Там их проводили в самых примитивных условиях, — сказала Аделина. — Во всяком случае, вы всегда это рассказывали. Их инструменты были не лучше, чем те, которые есть у нас. И гигиенические условия определенно были хуже.

— Но это были врачи! Они, по крайней мере, знали, что нужно делать. А я вообще не имею об этом ни малейшего понятия! — Она посмотрела на горящее лицо мужчины. — Я могу его убить.

— Мне кажется, — сказала Аделина, — ему нечего терять.

— Я вызову врача, — сказала Фрэнсис еще раз — и сразу вслед за этим громко выругалась, поняв, что не готова предать раненого суровой судьбе военнопленного.