Дом сестер

Около двух часов ночи они начали его оперировать, хотя слово «операция» в данных условиях звучало скорее цинично. У них был нож, простерилизованный в кипящей воде, и целая гора салфеток и бинтов. Виктория должна была держать над кроватью лампу, так как ни потолочный светильник, ни лампа на тумбочке не давали достаточно света. Сестра была очень бледна, и Фрэнсис опасалась, что она в любой момент может потерять сознание, — но не могла просто услать ее из комнаты, потому что она нужна была Аделине, чтобы потом держать открытыми края раны. Они положили пациенту на рот и нос пропитанную эфиром салфетку, пока тот не впал в забытье; но на всякий случай привязали его к кровати несколькими ремнями за руки и за ноги. Поврежденная нога была перевязана ниже бедра, чтобы минимизировать потерю крови.

Флакон с эфиром стоял наготове; Аделина получила указание немедленно поднести ему к носу пропитанную новой порцией эфира салфетку, если он начнет отходить от наркоза.

Лоре они ничего не сказали о предстоящей операции. Она лежала в своей постели и спала.

— Истеричная молодая девушка нам здесь не нужна, — сказала Фрэнсис, но между тем у нее возникли сомнения, не лучше ли владела бы собой Лора, нежели Виктория.

— Давайте начинать, — скомандовала Аделина.

Фрэнсис вспомнила о многочисленных кобылах, которым она помогла появиться на свет, о многократном участии в лечении травмированных овец.

«Представь себе, что он — овца или лошадь», — подумала она, на секунду закрыла глаза, опять открыла их, приставила нож и сделала глубокий решительный разрез, преодолев сопротивление, которое оказывала эта твердая, молодая ткань.

Наркоз был слишком слабым. Раненый закричал так сильно, что собаки внизу жутко завыли, какая-то птица начала издавать резкие звуки и ни о чем не догадывающаяся Лора, конечно, проснулась и босиком, в ночной рубашке вошла в комнату. Ее изумленным от страха глазам открылась ужасная картина.

— Что вы здесь делаете? — крикнула она. — Вы его убьете!

— Выйди! — рявкнула Фрэнсис и повернулаись к Аделине: — Эфир! Больше эфира, черт подери!

Лора вылетела из комнаты. Раненый ворочался и стонал, как умирающий зверь. Аделина налила эфир на салфетку и решительно прижала ее к его лицу. Мужчина дернулся, издал булькающий звук и погрузился в глубокое бессознательное состояние.

— Теперь быстро! — сказала Аделина. Голыми руками она раздвинула кожные лоскуты, и на постель полился поток крови.

Фрэнсис торопливо копалась в ране, пытаясь найти пулю и спрашивая себя, как человек может выдержать такое. Мужчина больше не шевелился. Виктория дрожала как осиновый лист; ее рвало над креслом, которое стояло у окна, а Аделина одобрительно кивала Фрэнсис головой.

— Отличная работа! — сказала она.

Его звали Петер Штайн, и он был родом из Штральзунда в Мекленбурге. Позднее они узнали, что Петер — выходец из одной из самых богатых предпринимательских семей в этом регионе. Ему было двадцать девять лет, и он носил звание оберлейтенанта люфтваффе — военно-воздушных сил Германии. С двумя товарищами Штайн выпрыгнул с парашютом над Северной Англией. Больше десяти дней он, тяжело раненный, пробивался через леса.

Все это Петер рассказывал на беглом английском, без малейшего акцента, через два дня после дилетантской хирургической операции, которая чуть не убила его и после которой он чудом выжил и на удивление быстро поправлялся. Немец попросил принадлежности для бритья и свою одежду.

— Что-нибудь для бритья я вам дам, — сказала Аделина, — а вашу одежду я выбросила. От нее остались лишь клочья.

Он, казалось, немного разозлился.

— А у вас найдется что-нибудь из одежды?

— Потом. Пока вам надо оставаться в постели. У вас была очень высокая температура, молодой человек. Вы слабее, чем вам кажется.

Штайн побрился, сидя в постели, а Виктория держала ему зеркало. После этого он, весь покрывшись потом, рухнул обратно в кровать.

— У меня действительно совсем нет сил, — сказал он удивленно и сердито, при этом тяжело дыша. — Со мной такого еще не было…

— Вы были ближе к смерти, чем к жизни, — призналась ему Виктория. — Вы потеряли несколько литров крови, и у вас была ужасная лихорадка. Но вы поправитесь!

Петер откинулся на подушки. Сейчас, когда он сбрил бороду, было видно, насколько ввалились его щеки и как остро выступают над ними кости. Благодаря прекрасной летней погоде, установившейся в последние недели, его кожа сильно загорела, отчего он не казался таким больным и жалким, каким был в действительности.

— Пожалуй, пришло время мне представиться, — сказал Штайн.

Они все были в комнате: Фрэнсис, Виктория, Лора и Аделина.

— Мы знаем, что вы немец, — сказала Фрэнсис.

— Наверное, я много говорил, — проговорил он, смирившись. Потом назвал свое имя и звание и сообщил о прыжке с парашютом.

Фрэнсис холодно посмотрела на него.

— Не самый простой способ посетить Англию, не так ли?

— Да уж… — Он замолчал.

— Когда я вас обнаружила, — сказала Лора, — вы все время говорили, чтобы я не вызывала врача. Почему?

Штайн обвел почти нежным взглядом ее полную, невзрачную фигуру.