— Как бы сильно я тебя ни любил, — сказал он тихо, — в один прекрасный момент я понял, что моя жизнь в оставшиеся годы не может продолжаться в метаниях между пустотой моего дома и случайными встречами с тобой в заброшенной лачуге. Для этого я слишком стар.
— Я понимаю, — сказала Фрэнсис. Совсем недавно она думала именно об этом.
— Я хотел большего. Мне нужна была женщина, которая могла бы разделить со мной жизнь. Не такая, как Виктория, с которой мне не о чем говорить. Не такая, как ты, которая всякий раз дарит мне свое время и свое тело лишь на несколько часов, а потом встает и уходит. Я хотел, чтобы ты стала моей женой, но… — Он поднял руки и безвольно опустил их. — К чему еще раз все это пережевывать?
— Может быть, у нас сегодня было бы уже пятеро детей и даже первые внуки, — сказала Фрэнсис.
Джон засмеялся.
— Мы были бы большой, шумной и счастливой семьей. Ты вязала бы для детей носки, а наши дочери советовались бы с нами об их проблемах с замужеством.
— И ты ходил бы выпивать с нашими сыновьями. И вы сцеплялись бы мертвой хваткой, если б у них были иные политические взгляды, нежели у тебя.
— Наших сыновей, вероятно, не было бы здесь. Они бы сражались против Гитлера.
— Наверное, хорошо, что у нас их нет.
— Да, — сказал Джон.
Потом он встал, обошел стол, остановился перед Фрэнсис и взял ее руки в свои. Она смотрела на его пальцы. Как часто они нежно касались ее…
— Я хочу, чтобы ты кое-что знала, — сказал он. — Хочу, чтобы ты знала: я тебя люблю. Ничуть не меньше, чем тогда на Свэйле, когда я приехал, чтобы тебя успокоить. Совершенно не важно, что я делаю. Совершенно не важно, что делаешь ты. Безразлично, сколько седых волос появилось у нас за это время и сколько обид нанесли мы друг другу. Все это не имеет никакого значения. Ничто никогда не разлучит нас.
Она кивнула, но его неожиданная физическая близость пробудила в ней чувства, сделавшие ее беспомощной; яд ревности моментально пропитал ее насквозь.
— Почему Маргарита? — спросила она. — Потому что она симпатичная? И почти на двадцать лет моложе, чем я?
Джон сердито покачал головой.
— Фрэнсис!.. Я думал, ты знаешь меня лучше. Маргарита молода и симпатична, но у меня уже была очень красивая женщина, и ничего не сложилось. Маргарита важна для меня, потому что она меня по-настоящему понимает. Она не просто глупая кукла с милой улыбкой и длинными ресницами. После последней войны моя жизнь вышла из колеи. Жизнь Маргариты также полностью сломалась. Она самым страшным образом потеряла мужа и свою Родину. Ей снятся такие же кошмарные сны, как и мне. Она понимает меня, когда я молчу, и понимает, когда я хочу говорить. А я понимаю ее. Возможно, это то, чего ищут больше, чем страсти, когда ты уже не молод: понимание. Во всяком случае, это то, что ищу я.
Фрэнсис кивнула и, когда Джон притянул ее к себе, отогнала от себя мучительные картины и мысли, крутившиеся в ее голове. Сейчас она была вся во власти его успокаивающих слов, ибо чувствовала, что Джон говорит правду — по крайней мере, ту правду, которую он ощущал. Прислонилась головой к его плечу. «Только на одну секунду, — подумала она, — только на
— Господи, как же я тебя люблю, — произнес Джон, прижавшись к ее уху.
Фрэнсис открыла глаза — и через его плечо увидела входную дверь и злобное, хитрое лицо Марджори Селли.
Позже Марджори уверяла ее, что ни за что на свете не собиралась подслушивать. И что она даже не подкрадывалась. Она
— И зачем? — спросила Фрэнсис дрожащим от едва сдерживаемой ярости голосом.
— Что — зачем? — спросила в ответ Марджори.
— Зачем ты вообще пришла?
— Мне захотелось пить, и я собиралась налить в кухне стакан воды. Но потом…
— Что потом?
— Я увидела вас и Джона Ли. Он стоял вплотную к вам и держал вас за руки. Еще он сказал, что любит вас.
— И тебе не пришла в голову идея дать о себе знать?
— Я стояла как вкопанная, — утверждала Марджори. — Вы можете это понять? Я была очень, очень удивлена. Я ведь понятия не имела, что вы и Джон Ли…
«Конечно, маленькая, лживая бестия, — подумала Фрэнсис, — ты в самый первый день, у постели Чарльза, уже узнала больше, чем тебе следовало».
Разговор длился несколько часов, после того как Марджори пришла в кухню, и целый час после ужасного скандала во время ужина. В первый раз Фрэнсис уступила своему давнему желанию и дала Марджори пощечину, что принесло ей самой небольшое облегчение, но в остальном ничего не изменило…
Когда Фрэнсис увидела Марджори внизу, в кухне, она отпрянула от Джона и голосом, который ей самой показался чужим, сказала:
— Марджори! Что ты здесь делаешь?
— А что делаете
— Привет, Марджори, — сказал Джон.
— Я спросила, что ты здесь делаешь, — настаивала Фрэнсис.
Марджори молча повернулась и убежала прочь. Ее босые ноги прошлепали по каменной плитке в прихожей. Потом с треском захлопнулась входная дверь. Фрэнсис хотела побежать за девочкой, но Джон схватил ее за руку.
— Не надо. Если ты сейчас устроишь ей сцену, только все еще больше осложнишь.
— Да некуда уже дальше осложнять… Она все знает.