Дом сестер

— Я тебя не ненавидела. Зачем так драматизировать? Мы просто очень разные, и в этом вся проблема. Мы не понимаем друг друга.

— Ты обиделась на меня за то, что я вышла замуж за Джона. Хотя ты сама от него отказалась, и при этом никакая другая женщина не должна была быть с ним.

— Что за глупости!

— Можешь теперь торжествовать. Я потеряла Джона. Уже много лет назад. У меня с ним не сложилось.

— Не жалей себя, — раздраженно сказала Фрэнсис. — Иди в свою комнату и ложись спать. Ты ужасно выглядишь! — Она повернулась и направилась к двери.

Определенным образом Виктория выбрала подходящий день для сообщения печальной новости, так как драма с разводом, кажется, затерялась в общем водовороте событий, связанных с началом войны. Чарльз лишь устало сказал: «Ах, дитя мое!» — и снова прильнул к радиоприемнику в гостиной. Но он принял события значительно ближе к сердцу, чем показалось вначале. Когда Фрэнсис ночью спустилась вниз, чтобы налить себе стакан воды, она увидела сидящего в гостиной отца. Он ничего не делал и, казалось, прислушивался к слишком громкому тиканью напольных часов.

Фрэнсис тихо подошла к нему.

— Иди спать, отец. Это плохо, что ты так много размышляешь.

Он поднял глаза.

— В моем возрасте уже не хочется долго спать.

— Сейчас все не так, как было в первую войну, отец. Нам не надо никого туда посылать. Это уже легче.

— Нацисты — это большая опасность. Они хотят завоевать весь мир. А немцы сильны, Фрэнсис. Они обретают особую решительность, если хотят победить. Если они выиграют эту войну, то нормальной жизни больше не будет.

— Но ничего не изменится, если ты будешь сидеть здесь всю ночь без сна. Попробуй забыть о Гитлере на пару часов.

— Если честно, — сказал Чарльз, — в настоящий момент причиной моей бессонницы скорее является твоя сестра.

— Но она-то сама как раз мирно спит.

— Почему она так со мной поступает? Со всеми нами? Развод!.. В первый раз я сегодня подумал: хорошо, что ваша мать не дожила до этого времени. Это разбило бы ей сердце!

Фрэнсис мысленно спрашивала себя, как это возможно, чтобы ее отец мог так подумать о женщине, с которой он прожил полжизни и которую безумно любил. Морин не была человеком, которому можно было разбить сердце, не важно по какой причине. Она недолго пребывала бы в отчаянии и попыталась как-то исправить ситуацию.

Хотя у Фрэнсис не было особого желания говорить что-то хорошее в адрес Виктории, она чувствовала себя обязанной объяснить отцу, что его младшая дочь действительно долго страдала и, следует признать, всегда пыталась скрыть эту трагедию от семьи.

— Джон действительно недостойно вел себя с ней, — сказала Фрэнсис, — и она основательно намучилась в последние двадцать лет.

Чарльз невольно сжал левую руку в кулак. Это была тонкая рука старого человека с набухшими венами и многочисленными бурыми пятнами.

— Я знал. Я ведь знал. Каждые два дня она приходила сюда и плакала. Не подумай, что меня это не трогало. Иногда разрывалось сердце, когда я видел ее такой жалкой. Но… — Отец подался вперед; в его голосе появились жесткие и холодные нотки, он говорил очень медленно и акцентированно. — Нужно было держаться! Ты понимаешь? Если что-то начинаешь, то нужно выдержать. Не сдаваться! Нужно держаться того, на что однажды решился.

— Обстоятельства могут измениться. Никто не обязан страдать всю жизнь.

Чарльз откинулся назад. Его рука разжалась.

— Ты не сможешь этого понять. Все твое поколение, вероятно, не сможет этого понять. Мы живем в такое время, когда все ценности рушатся. Очень печально, что это приходится переживать. Посмотри только на королевский дом! Легкомысленный Эдуард отрекается от престола, чтобы жениться на сомнительной даме из Америки… Его долг, его ответственность в жизни заключалась в том, чтобы быть королем Англии. От этого не убежишь.

— Ты отказался от множества привилегий, чтобы жениться на маме. Ты должен это понять.

— Я в течение всей своей жизни не оставлял в беде никого, кому был нужен.

— Если речь о Виктории, — сказала Фрэнсис, — она тоже никого не бросала в беде. И уж тем более Джона, для которого много лет была пустым местом. Отец, — она положила ладонь на его руку, — у меня нет оснований защищать Викторию, ты это знаешь. Мы никогда не любили друг друга. Но она имеет право на каплю счастья в жизни, и с Джоном…

— Право? — грубо перебил он ее. — Это как раз то, в чем я вас обвиняю! Тебя и твое поколение! Вы постоянно оперируете понятием «право» в отношении себя. У вас есть право и на то, и на это, и если вам оно не предоставляется, то вы берете его сами; при необходимости — даже с помощью силы. На чем ты основываешь все эти права? — Отец отдернул руку и с трудом встал. В нем чувствовалось раздражение. — Я скажу тебе, что ты в принципе вообще не имеешь никаких прав. Никаких! Даже права на жизнь! И уж тем более — права на счастье. Кто, черт подери еще раз, сказал, что у нас есть право на счастье?

— А какое право имеешь ты на то, чтобы об этом судить? — холодно ответила Фрэнсис.

Он смерил ее взглядом, в котором перемешались ярость и презрение, и молча вышел из комнаты.