Дом родной

— Ну, брат Петяшка, фабрики не забыл? Думаю, пройдешь для души по всему технологическому процессу? А мне пора. Партийное задание выполняю — за воротами. Порешили мы вашего брата демобилизованного, орла-победителя по-пролетарски встречать. Кое у кого из вас форсу много, деньжат отпускных лишек. Да и трофейного барахлишка… Долго ли и свихнуться от безделья? Вот и вправляю мозги по-старому нашему, по-красногвардейскому. Да ты и сам слыхал. Как? Не слишком обидно получается для чести мундира? Э, постой, брат. Да ты рапортовал… на должность военкома? — и Кобас, взявший курс напрямик к проходной, вдруг повернулся и подошел к капитану вплотную. — Ну, так нам с тобой, друг, прямо в паре ходить. Я на тебя крепкую надежду кладу с этого момента. Ты же как-никак военное начальство, главком для ихнего, можно сказать, беспризорного положения в нашем подвышковском масштабе!..

— Погоди, дядя Котя, не напирай. Не лови на словах, — улыбнулся Зуев. — Я только ночью приехал. Еще дел не принял, ничего не знаю… И побриться не успел. А ты уже на меня наседаешь.

— Ну ладно, ладно. Брейся, умывайся, да не очень долго. У нас тут, брат, жизнь сейчас дыбом встала. Как в революцию бывало. Знай поворачивайся да не зевай… Я тебе по-дружески советую: фабрику осмотри, пролетарского духа, так сказать, хлебни на полную грудь, а после обеда дуй до Швыдченки в райком. Коммунист уже?

— С августа сорок второго года… На Волге, перед боем… — с достоинством ответил Зуев.

— Правильно, так и думал о тебе, — деловито ответил Кобас. — Так вот, к Швыдченке дуй. Я ему характеристику дам для лучшей ориентировки и чтоб не шибко долго приглядывался. У него курс такой — психологию новых коммунистов долго изучает.

— Кто такой Швыдченко? — спросил Зуев.

— Ох, совсем из виду вон, что ты давно не был в наших краях. Секретарь райкома нашего. Из партизан. У самого Коваля, партизанского деда и генерала, комиссаром отряда чи там батальона, по-ихнему, был. Любит себя комбатом величать. Комиссар и вояка, видать, был неплохой. Как партработник сейчас, в восстановительный период, маленько похуже, но парень — наш. Хотя сам из колхозников и дух мужицкий из него даже рейд на Карпаты еще не выветрил. Чересчур хитроват, одним словом. Правой рукой за левым ухом чешется. Ну а в общем, будь здоров, пока… Пошел дядя Котя мозги вправлять вашему брату. Подумай насчет того, чтобы к концу недели собрать всех демобилизованных. А?..

Кобас быстро ушел. Зуев долго еще стоял посреди ящиков, штабелей и лесоматериалов. Кругом сновали разнорабочие, а на путях стояли грузовые пульманы — немецкой конструкции, с распахнутыми дверьми. Грузчики гуськом вносили в теплушки фанерные короба. В это время раздались крики коногонов. Два огромных битюга подтащили на эстакаду новую груженую платформу. Коногоны на ходу сбрасывали вальки, отводя лошадей в сторону. Замедлив ход на подъеме, платформа мягко ударилась тарелками о буфер тупика и остановилась. Капитану, как и предвидел дядя Котя, увлеченному этим началом производственного конвейера, захотелось посмотреть весь издавна знакомый поток — от бревна до коробки спичек.

Мускулистые грузчики заостренными крючьями скатывали с платформы толстые, длинные бревна осины на подвижные железные ложа; те подавали их под диск зубчатой пилы; раздавался завывающий скрежет, и туловище столетней осины разрезалось на метровые чурбаки. Зуев шагнул за этими тяжелыми бочонками. Они сами катились по рельсовому уклону в обдирочный цех. Здесь широкие станки, похожие на комоды, с вертящимися шипами, подхватывали чурбак в тиски конвейера. Рашпилеобразный статор обдирал ему бока. Потом эти изжелта-белые цилиндры мелкого дерева поступали на второй ряд станков, которые распускали их на тонкие деревянные листы. Машины делали это легко, словно разматывая бесконечную нить шелковичного червя на кокономоталке. Часть деревянных листов, изрезанных на широкие ленты, уходила в цех налево, вторая часть, предназначенная для раскалывания на маленькие лучины, поступала в цех направо. Зуев мимоходом взглянул на массовое изготовление лучин, шлифовку, пропитывание их жидким горючим составом и направился в высокое, светлое здание автоматного цеха. Он помнил еще время, когда здесь стояло всего два шведских автомата. Затем прибавилось четыре советских. Теперь среди них, как молодой боец, вернувшийся с фронта, красовался пока один-единственный новенький советский автомат.