Дом проклятых душ

Вот здесь! Голос доносится отсюда! Горностай за этой дверью!

Маша схватилась за ручку, с силой рванула дверь на себя, но та даже не шелохнулась.

– Я здесь! – в ужасе закричала девушка, дергая ручку снова и снова. – Но не могу открыть!

Она в отчаянии приникла к двери, заломила руки… и в это мгновение та резко подалась вперед, и Маша буквально упала в руки какого-то незнакомого человека в телогрейке и в старых галифе.

«Ай, не он! не он!» – едва не закричала она, подобно Марье, правда, не Ивановне, а Гавриловне, правда, не из «Капитанской дочки», а из «Метели», однако от Пушкина никуда не денешься… и, согласно сюжету, Маша, как и Марья Гавриловна, упала без памяти.

Из дневника Василия Жукова; неизвестно когда

Я остолбенел!

И это дом разбойника Донжи? Донжа наклеил на стены бумагу?!

Не может быть!

И все-таки они были наклеены на стены, эти листы, кем бы то ни было, и я мог ходить между ними, с изумлением разглядывая мелкие неразборчивые буквы. Впрочем, нет, на одном листке была напечатана буква P. Что это значило, я не понимал, только осознал, что к Донже это, скорее всего, не имеет отношения. Потом в глаза бросилось: у самой двери один лист – желтый, покоробленный, – был наклеен вверх ногами, а на нем краснела надпись, сделанная, такое ощущение, кровью: «oıɐmɓǝmиdu oıѣvоʚ oıоw ʎnˋиѣɓ ɐɓ ıqʚоvоɹ оɹǝ ѣʚɓ ɐн».

Я хотел оторвать листок, чтобы его перевернуть и прочитать, но удалось оторвать только ту часть, на которой было написано «oıɐmɓǝmиdu oıѣvоʚ oıоw ʎnˋиѣɓ ɐɓ».

Не тотчас, но все же я разгадал, что там написано, а потом и весь текст понял. Вспомнились гимназические годы, когда мы напропалую увлекались разными шифрами. Чего только не изобретали! А уж прочитать написанные вверх ногами слова – тогда это нам было проще пареной репы.

Смог я прочесть их и теперь…

Не эту ли надпись не смогли разобрать хожалые Ивана Горностая? А Марусенька сказала, что на стене было совершенно определенно указано, на сколько голов заклят клад.

Ну да, указано, но что это значит?! На две его головы – то есть на две головы Ивана Горностая?! Ну это же полная чушь! А последние слова?! О ком они? Не о той ли, о которой некогда упоминала старуха?

Так я стоял у двери, рассеянно касаясь ручки и размышляя, и не заметил, как толкнул дверь.

Она распахнулась… я машинально сделал шаг и очутился стоящим на таком же полуразвалившемся крыльце, на которое ступил, входя в этот дом в Завитой. В первую минуту мне даже почудилось, что я вернулся в деревню, но тотчас понял, что это не так. Во-первых, там стояла глухая ночь, а здесь в небе сиял роскошный, удивительной красоты закат. И еще… и еще! Это был город, большой город, с роскошными домами, подобным которых я не видел уже много лет.

Мне показалось, я брежу… эти крыши с башенками, эти вывески, невероятно яркие, которые я видел в просвете улицы, круто бегущей вниз и так же круто поднимающейся вверх, рокот каких-то невероятных автомобилей, похожих на разноцветных металлических жуков… табличка «Почтовый съезд»… Где я?!

И тут я расслышал голоса. Обычные человеческие голоса! Говорили двое – мужчина и женщина. В ушах у меня от страха так зашумело, что я не мог различить слова, мне только показалось, что голос мужчины звучал смущенно, а женщина то хихикала, то кокетливо щебетала что-то.

И вот я увидел их! Высокий мужчина… белая рубаха, синие грубые штаны, он вроде бы выглядел как обычный человек, и все же он был другой, совершенно другой! Это было чужое существо, выходец из иного мира, в который я каким-то непостижимым образом умудрился заглянуть, но разглядывать который не имел ни малейшего желания!

И тут мой взгляд упал на женщину, и я глазам не поверил. Я узнал ее сразу, хоть в человеческом образе не видел никогда!

Ужас охватил меня, неодолимый страх. Не в силах сдержать его, я закричал, да так, что сам испугался своего крика. Отпрянул, пересек комнату, рванул дверь – но вместо того, чтобы оказаться в знакомых сенях, через которые прошел сюда, очутился в другой комнате, точно так же небрежно залепленной листами бумаги. Пересек ее, вбежал в другую дверь…

Так начались мои странствия, которые длятся по сей день и неведомо когда завершатся.

* * *

Маше снилось, будто чьи-то горячие ласковые руки гладят, согревают ее заледеневшие пальцы, и это ощущение было таким приятным, что она тоже осторожно потрогала незнакомые руки.

– Ты очнулась? – радостно воскликнул кто-то. – Ты очнулась? Открой глаза! Пожалуйста, открой!

Голос звучал так страстно, так требовательно что Маша подняла ресницы и увидела близко-близко лицо какого-то человека: небритого, усталого… и вздрогнула, узнав Горностая!

Она лежала на жесткой лавке, а Горностай склонялся над ней.

– Ты жив? – прошептала Маша, с ужасом вспоминая отрубленную голову, висящую в руках Донжи, и кровь, капающую на пол, и страшную рану против сердца. И сразу сообразила, кто это…

Другой Горностай.

– Ты жив!