Дом проклятых душ

А еще Жука выхватил из машины обрез и вдруг, бросив пакет с продуктами на дорогу, принялся палить из него по идущим мимо прохожим. Выстрелы гремели, порохом пахло, дробь пронизывала тела, однако люди шли себе и шли… это было невероятно, это было невозможно, но это было именно так!

Жука, настрелявшись и провожая злобным взглядом «изрешеченную» его дробью молодую женщину, сплюнул и крикнул:

– Вот же сволочи, ну ничем их не возьмешь!

Женщина, которая только что не обращала ни малейшего внимания на пролетавшие сквозь нее кусочки металла, резко вздрогнула, оглянулась и ошеломленно уставилась на Жуку, однако тот, словно спохватившись, соединил указательный и большой палец левой руки, сделав такое движение, словно надел это колечко на выпяченные губы, и в то же мгновение сжал пальцы в кулак.

Откуда он знает то, что показала Маше старуха? Кто его научил? Та же старуха? Кто-то другой?!

Лицо женщины немедленно сделалось спокойным и равнодушным, она отмахнулась от Жуки, словно от пустого морока, и пошла своей дорогой, а Жука вздохнул с явным облегчением, зарядил обрез, доставая патроны из карманов джинсов, сунул оружие под мышку и, подняв с земли пакет с бутылками и продуктами, пошел по дороге дальше, по направлению к околице.

Маша так и осталась сидеть на корточках в проулке. Она уже не в силах была ни удивляться, ни бояться – хотелось только смыться отсюда поскорей. Если бы умела водить машину, то без зазрения совести угнала бы Жукин джип. Но она не умела, к тому же опасалась попасться Жуке на глаза.

Однако, просидев в таком скукоженном положении несколько минут, Маша с изумлением обнаружила, что любопытство ее пересиливает страх. Оказывается, ей все еще хочется узнать, зачем сюда приехал Жука и какого лешего он морочил ей голову, пытаясь отбить охоту наведаться в Завитую.

Она распрямилась и сделала несколько осторожных шажков.

В эту минуту Гав, доселе трусливо дрожащий в пыли, вдруг опередил ее и обернулся, клацнув зубами. При этом глаза его скосились на влачившийся за ним ремень с таким выражением, что Маша мигом все поняла и поспешно отстегнула ремень от его ошейника.

Гав, избавившись от помехи, одобрительно кивнул (ну вот честное слово – кивнул одобрительно!) и вновь потрусил вслед за Жукой.

Через несколько шагов он оглянулся, сделал странное движение головой (и это сущая правда!), словно призывал Машу идти за ним, – и она, стиснув зубы, разрываемая то страхом, то любопытством, потащилась следом, не в силах поверить, что на нее никто из прохожих не просто не обращает внимания, но и натурально в упор ее не видит.

А вот интересно, зачем Жука тащит эту сумку с продуктами? Может быть, и ему кто-то дал совет ничего не есть и не пить в этой странной деревне, и он этот совет воспринял всерьез, вот и запасся провиантом?

И кто же дал этот совет? Уж не та ли же самая персона, что и Машу предостерегла и теперь плетется по улице?..

Загадочно!

Постепенно Маша все основательней применялась к обстановке и обнаружила странную вещь: если обитатели Завитой-второй (Маша наотрез отказывалась признавать ее своей родной деревней, но от поразительного сходства деваться было некуда, поэтому и решила считать ее дублем) и не ощущали внешних воздействий, например, стрельбы в упор, и не видели ни ее, ни Жуки, они в то же время отнюдь не призраки бесплотные.

Выяснилось это эмпирическим путем.

Жука довольно часто оглядывался, и, хоть Маша к этому немного приспособилась и привыкла скрываться то за кустом, то за углом дома, то за деревом, то за выступом крыльца, но однажды зазевалась и, за неимением лучшего укрытия, метнулась за какого-то ражего мужика, который волок за собой выкорчеванный вместе с комлем ствол березы.

Жука ее маневра не заметил, и теперь Маша уже смелее использовала редких прохожих в качестве укрытий, накрепко стиснув зубы и едва удерживая так и рвущиеся «извините», «простите» и даже «пардон».

Конечно, нормальный человек посчитал бы, что она спятила, если приняла всерьез предупреждение черной козы, сделанное то ли через тень женщины, то ли через какую-то старуху, однако, как это ни странно, доверие ее к той или другой, а может, к ним обеим окрепло.

Вот как это вышло.

Маша заметила, что черная коза тоже опасается Жуки! Стоило ему только начать поворачивать голову, чтобы оглянуться, как животина ложилась куда-нибудь под изгородь, проворно перекатывалась с боку на бок и мигом становилась не загадочной и пугающей, а самой обычной, чумазой, серой от пыли деревенской козой.

Внезапно Жука свернул к приземистому бревенчатому дому, стоявшему почти у околицы.

Он показался чем-то знакомым Маше, однако она не сразу сообразила, что это тот самый дом, который она видела в первом сне и откуда стреляли по Ивану Горностаю. Вот и наглухо затворенные ставни, вот и покосившийся, почерневший от дождей петух на крыше, который скрипел под ветром точно так же, как скрипел во сне.

Но Маша по-прежнему была убеждена, что этого дома в Завитой-первой, в Завитой ее детства, не существовало!