Я не могла поверить Матвею, он попросту пытался утешить и успокоить, потому что привык заботиться обо мне… Бабушка права, слишком много невезения в моей жизни, и не нужно придумывать себе то, чего не может быть. Замки из песка всегда смывает волной.
– Я не обижаюсь, – мотнула я головой. – Совсем не обижаюсь. Просто замерзла и пойду в дом.
Не оборачиваясь, быстрым шагом я направилась к дому. Но волнение вцепилось в меня мертвой хваткой, и правая нога стала тяжелеть, медленно, но верно превращая меня в хромую раненную утку. Попытки идти ровно не увенчались успехом, а так не хотелось показывать слабость… «Ну почему именно сейчас!», – подумала я, и попробовала идти быстрее.
– Ты ударилась?! Почему ты хромаешь?! – крикнул Матвей мне в спину и тут же оказался рядом.
– Споткнулась… – буркнула я и добавила: – Ничего страшного.
Но Матвей видимо считал иначе, он с легкостью подхватил меня на руки и понес по дороге. И, да, я сразу почувствовала себя маленькой, растерянной, беззащитной, одинокой…
– Только не сопротивляйся, – устало сказал он. – Я донесу тебя до двери и уйду к себе. Не беспокойся.
Он так и сделал. Оставшись одна в комнате, я долго слушала тишину, а потом приняла решение.
Глава 24
Дом Муромовых Соне помог отыскать младший брат Аглаи. От одиннадцатилетнего мальчишки не могли укрыться никакие тайны Петербурга. Целыми днями он носился по улицам и переулкам с друзьями, пока старшие братья помогали отцу в булошной.
Это только кажется, что подняться по ступенькам, зайти в зал, поприветствовать других гостей – легко. Но это не так… Соня нарочно приехала с опозданием, чтобы смешаться с приглашенными и хотя бы ненадолго остаться незамеченной. Затеряться во время ужина не получилось бы, да и невозможно сейчас съесть хотя бы крошку хлеба.
В каждом полноватом мужчине виделся Николай Степанович.
В каждой светловолосой девушке – Оля.
Но Лешку Соловья Соня не спутала бы ни с кем. Сердце звало и боялось одновременно.
«Я здесь не лишняя, меня же пригласили», – успокаивала она себя, и осторожно двигалась вдоль стены за спинами гостей.
Дом Муромовых очень походил на дом Николая Степановича, здесь так же присутствовала сдержанность, и в обстановке преобладали коричневые и серые тона. Но Лев Григорьевич явно увлекался живописью, столько картин видеть сразу не приходилось.
Гостей было много, большую часть приглашенных Соня никогда не встречала, и от этого становилось легче. Ужин остался позади, непринужденные беседы текли плавно, танцы постепенно притягивали пары. Дальняя часть зала, где располагались музыканты, собрала молодежь, здесь царила более оживленная атмосфера и часто слышался смех.
Выбрав место около группы зеленых кресел, на которых удобно расположились трое пожилых мужчин в мундирах, Соня остановилась. Сейчас ее закрывали две дамы в пышных платья, и можно было немного передохнуть от сильных волнений, и решить, как поступить дальше.
Подойти к Николаю Степановичу и поздороваться? Но что он скажет…
Подойти к Оле? Но зачем…
– Не оборачивайся, – раздался за спиной голос Соловья, и Соня вздрогнула от неожиданности.
– Ты… – выдохнула она и сначала улыбнулась, а потом сжала губы, пытаясь побороть навалившийся страх.
– Николай Степанович сказал: ты надолго уехала к тетке в Калугу. Но вот почему-то я не поверил. – Он усмехнулся. – Абакумов просто не знает, что мы жили на одном чердаке, и мне известно, что никакой тетки у тебя нет.
Соня угадала улыбку Соловья, и сразу стало легче. Он попросил не оборачиваться – и хорошо, душе требовались секунды, минуты, чтобы хоть немного успокоиться. Наверное, Лешка сделал бесшумный шаг и подошел ближе, потому что шею коснулось его дыхание. Или показалось?..
– Мне не разрешили приехать, – честно призналась Соня.
– Я бы уже завтра отправился тебя искать.
– Правда?
– Никогда не сомневайся во мне.
Глаза предательски защипали, но Соня прогнала слезы.
– А где сейчас Николай Степанович и Оля? – спросила она.
– Напротив, но значительно правее тебя. Там, где пейзаж с маками. Почему тебе не разрешили приехать к нам, и зачем эта выдумка про Калугу?
– Не знаю… – торопливо ответила Соня, и мгновенно угадала, что Лешка ей не поверит.
– Уверен, ты знаешь, – просто сказал он. – Но я не стану настаивать, давай сделаем так: потом ты обязательно мне все расскажешь. Договорились?
– Да.
– Обернись, уже можно.
Обернувшись, Соня поняла, отчего Лешка попросил не делать этого сразу. Он сбрил бороду, и сейчас широко улыбался, получая удовольствие от выражения ее лица. Как же он теперь походил на того Соловья… На того, который рассказывал страшные истории на чердаке Прохора, отстаивал уличные законы и шептал:
– Ты сбрил бороду, – выдохнула Соня.
– Приятно, что ты заметила.
Она подняла руку, желая коснуться щеки Соловья, но вовремя вспомнила: подобные поступки неприемлемы на светских ужинах. Рука опустилась, улыбка тронула губы.