Дом певчих птиц

– Нет, – я сначала улыбнулась, а потом тоже принялась смеяться. Предложение Матвея вполне можно было назвать фантастическим. Даже в самых смелых мечтах я не рисовала подобной картины. Неужели я могу остаться в любимом первом домике и каждое утро пить чай с Матвеем? И как-нибудь мы действительно приготовим на ужин рыбу. А потом сядем в машину и поедем, болтая по пути обо всем на свете. – Я автоматически так ответила… Не знаю почему… – оправдываясь, добавила я. – А вообще надо подумать.

– Тебя же сейчас никакие дела в Москве не держат, на дворе каникулы.

– Скорее всего, останусь.

Матвей заграбастал меня в охапку, прижал к себе и сказал в мою макушку:

– Вижу, умеешь ты принимать правильные решения.

Если бы получилось схватить этот момент, унести в свой домик и спрятать под подушку, я бы непременно так поступила. Наверняка, каждую ночь мне снились бы прекрасные сны, которые не улетучивались бы по утру, а оставались надолго в памяти. Или они превращались бы в разноцветных бабочек и порхали в душе целый день.

Дыхание Матвея сбилось, он опустил руки, подошел к мангалу, перевернул шампуры и попросил:

– Пожалуйста, притащи глубокую тарелку, мясо готово.

Уже темнело. Из-за комаров пришлось отказаться от веранды, и мы устроились в кухне. Шашлык с аджикой, помидоры, зелень, наивкуснейший бородинский хлеб и терпкое красное вино – настоящая гастрономическая гармония на острове в пятнадцать соток. Пока мы ели и разговаривали о пустяках, я постоянно думала о словах Матвея. Да, я хотела остаться (еще как!), уехать завтра было бы тяжело.

А если это предложение из вежливости? Хотя вроде нет…

И в каком качестве я останусь? То есть…

Забота очень приятна, однако, чем дальше, тем больней чувствовать себя младшей сестрой.

«Но Матвей обнял тебя около мангала», – напомнил внутренний голос.

«А разве сестер не обнимают? – возразила я. – Наши отношения теперь иные. Они… уютные что ли…»

Я могла бесконечно разговаривать с собой и при этом избегать главных и острых вопросов. И все они касались Кристины. Если в душе у мужчины живет столь сильное чувство, и он несет его через годы, то на что можно надеяться?

«У Матвея, естественно, были другие девушки, я его однажды сама в кафешке с симпатичной брюнеткой застукала. Но, одно дело погулять, а другое…» Даже юная Даша знает ответ.

– Мне нравится смотреть, как ты готовишь, – призналась я. – Жаль, мясо в меня уже не лезет.

– Ты слишком мало ешь.

– И это ты говоришь про меня? Да я сейчас побила все мировые рекорды по поеданию шашлыка.

– Тогда есть отличный тост, – сказал Матвей, отложил вилку и поднял бокал. – За девчонку, которая с легкостью бьет рекорды. А если серьезно… Я благодарен тебе за то, что ты приехала. Мне с тобой очень хорошо. – Он потер шею сзади, будто его мышцы были напряжены и захотелось их расслабить. – За тебя, Динка.

Именно этот глоток вина показался особенно вкусным, точно его смешали с миллионами сказочных «можно» и «нельзя». Не знаю, откуда взялась смелость, а только я встала, включила музыку, развернулась, заглянула в глаза Матвею и уверенно произнесла:

– Приглашаю тебя на танец.

Почему в жизни не получается замедлить действие, как в кино? Отчего нельзя прокрутить один и тот же эпизод несколько раз, чтобы вновь и вновь чувствовать замирание сердца, чтобы впитывать пристальный взгляд, настойчиво пробирающийся к душе, и повторно переживать скольжение сильных рук по талии и спине?

Вместо ответа Матвей встал, притянул меня к себе, убрал от моего лица волосы и осторожно, чуть касаясь, погладил по щеке тыльной стороной ладони. И эта нежность получилась такой простой и естественной, что я даже не смутилась. Будто иначе мы и не могли начать танец.

– Ты каким-то невероятным образом оказалась здесь, – шепнул Матвей.

– Это все бутылка… – ответила я и улыбнулась.

* * *

Петербург. Далекое прошлое…

Поезд задерживался, и Соня отпустила Лизу. Теперь, когда она осталась одна, не было необходимости демонстрировать спокойствие или улыбаться. Вокзал – это как раз то место, где плохое и хорошее живет своей жизнью: уезжает, приезжает, смешивается с криками лоточников, суетой пассажиров, запахами дороги… Именно здесь мать оставила Соню и ушла в неизвестном направлении, не сожалея ни о чем, не оборачиваясь. Колючий ветер тогда дул в спину, и волосы все время закрывали лицо…

Лешка Соловей. А он и не знает, что они теперь не увидятся.

Что ему скажут?

Уехала навестить родственников?

Сколько он будет помнить ее – Соню? Или Оля не позволит скучать?

В субботу на вечере у Льва Григорьевича зазвучит музыка, и нарядные пары заскользят по полу. Улыбки, смех…

«Отчего зеленая бутылка не забрала эту беду? Отчего?!»

И как теперь исправить детскую ошибку, если счастье возможно только рядом с…