– Боюсь, глядя на тебя, и мне захочется, – усмехнулся Николай Степанович.
– Чем больше гостей, тем лучше, – улыбнулась Оля и перевела взгляд на Алексея.
Но он смотрел на Соню.
«Не забудь про пять танцев», – говорили его глаза.
«Не забуду».
«Жаль, что придется расстаться до субботы, однако я должен помочь деду. Подготовка к ужину идет полным ходом, вот только еще много дел».
«Я рада, что ты обрел семью…» – Уголки губ Сони дрогнули, но она сдержала улыбку.
– К сожалению, я не могу участвовать в быстрых танцах. – Оля продолжила внимательно смотреть на Соловья. – А мне бы хотелось исполнить польку.
– Ерунда! – громогласно объявил Лев Григорьевич. – Желания прекрасных дам должны исполняться. Не надо оглядываться на других, моя дорогая, делайте, что велит душа.
– Ольга, позвольте мне уже сейчас пригласить вас на польку, – галантно предложил Алексей, искренне сочувствуя внучке Николая Степановича. Безусловно, тяжело всю жизнь терпеть хромоту и ограничивать себя во многом. – И не отказывайтесь от кадрили, поверьте, я смогу вас поддержать в нужную минуту.
Оля счастливо улыбнулась, коротко вздохнула и тихо произнесла:
– Благодарю вас.
Дорога утомила Николая Степановича. Вернувшись домой, он сразу отправился в кабинет, где, вооружившись газетами и чаем с медом, погрузился в чтение. Алексей ему нравился все больше и больше: чуткий, внимательный, явно не пройдоха, который, увлекшись азартными играми, может спустить состояние на ветер. И, кажется, Олюшка ему нравится… Как вовремя и с пониманием Алексей пригласил ее на польку и кадриль. Не пустоголовый юнец какой-нибудь! И к тому же речь идет о внуке друга… Тут и думать нечего. Пусть встречаются чаще, а там все устроится.
Распустив волосы, Соня некоторое время стояла около зеркала. Она одна, и никто не помешает вспомнить прикосновения рук и слова…
– Не буду, – прошептала Соня и прижала ладонь к щеке. – Совсем у тебя борода не колючая…
Послышались торопливые шаги, и она обернулась.
В комнату зашла Оля и плотно закрыла дверь. В ее зеленых глазах застыл лед, хотя лицо оставалось спокойным, будто ничто не беспокоило душу. Вздернув подбородок, она несколько секунд постояла молча, затем усмехнулась, сделала пару шагов вперед и сказала:
– Наверное, я сейчас буду говорить долго, но ты меня уж выслушай. Еще несколько дней назад, я полагала, что Александр – это именно тот молодой человек, который мне нужен. Но вот… – она развела руками, – я даже не вспоминаю о нем. В один миг он перестал для меня существовать. И знаешь почему? Потому что теперь я знаю, что такое настоящее чувство. Мне не нужен никто кроме Алексея. И это серьезно. Думаешь, я не видела, как Александр глядел на тебя? Видела. И я не допущу повторения этой истории. А сейчас все намного хуже… – Ее щеки вспыхнули от ненависти, пальцы сжались в кулаки. – Впрочем, я обещала себе проявлять сдержанность. Нет, я не позволю тебе украсть мое счастье. – Оля нарочно медленно подошла к столу и провела пальцем по гладкой столешнице, рисуя простенький узор или букву. – Ты влюблена в Алексея, не отрицай. Ты смотрела на него украдкой много раз, я видела. Не знаю, что и когда ты ему наговорила, а только… – Замолчав, Оля резко развернулась и холодно произнесла: – Запомни хорошенько: ты не нужна ему. Совсем не нужна!
Слова стрелой вошли в сердце, у Сони перехватило дыхание и онемели губы. Будто тысячи тончайших иголочек проткнули кожу.
Чувства к Лешке Соловью – это то тайное, необходимое, бесконечное, нежное, доброе, родное, что есть у нее. Как потерять или как отдать его улыбку, шепот, крепкие объятья, смех?..
Она была осторожной. Да она даже себе не смела признаться в чувствах! Как же могла заметить Оля?..
– Я не понимаю, почему ты так разговариваешь со мной, – ровно ответила Соня, не двигаясь с места.
– Потому что ты – никто. Маленькая замарашка из магазина. – Оля презрительно фыркнула. – И ты не смеешь ни на что претендовать. Алексей будет моим. Я хочу выйти за него замуж. И пусть все видят, какой у меня муж, и завидуют. Он не такой, как другие, а в сто раз лучше.
«Да, он не такой, – мысленно согласилась Соня. – Он тоже, как и я, знает, что означают холод, голод и одиночество. И он самый лучший».
Но она ни за чтобы не стала обсуждать Лешку Соловья с Олей. Наоборот, все слова о нем мгновенно окаменели, точно душа пыталась защитить самое дорогое. Вырвать из груди – невозможно, только если приглашать отчаянную погибель.
– Что же ты молчишь? – с вызовом спросила Оля.
– Мне нечего тебе сказать.