Дом певчих птиц

– Как трудно и как легко тебя найти, – произнес он и, сбросив светский лоск, превратившись в того самого Соловья, метнулся вперед и обнял Соню так крепко, что у нее перехватило дыхание.

– Это ты… Это ты… – затараторила она, прижимаясь щекой к плотной ткани его жилета.

– Почти я, – ответил он, чуть ослабил хватку, отстранился и заглянул Соне в глаза. – Мы все уезжаем завтра утром, значит, вечер наш. Я ничего не знаю, о том, как ты жила все эти годы и как оказалась у Абакумовых. Назови место. Где здесь можно поговорить под покровом ночи?

Он улыбнулся, и память откинула Соню на пять лет назад. «Не вздумай хорошо петь. Кто их знает…» – предупреждал тогда Соловей, но она не послушалась, и годы сначала разделили их, а потом, наоборот, столкнули на дне рождения графини Маргариты Ильиничны.

– Это ты… – вновь произнесла Соня и на несколько секунд зажмурилась, пытаясь хорошенько впитать головокружительное мгновенье, чтобы потом вспоминать его до мелочей. – Лестница в кухне… маленький чердак… Но дверь может быть закрытой.

– В два часа, – быстро ответил Лешка и добавил: – Двери я взламывать умею, не сомневайся. – Сделав два шага назад, он громко крикнул: «Нашел!» хитро прищурился и прошептал: – Где же нам еще встречаться, как не на чердаке?

Остаток дня Соня еле сдерживала улыбку и изо всех сил старалась быть внимательной. Это с трудом получалось во время ужина, зато фанты помогли отвлечься и даже расслабиться. Льву Григорьевичу удавалось придумать необычные задания, и каждый ждал, какое испытание достанется именно ему. В комнате стоял хохот, Николай Степанович наигранно возмущался и обмахивался газетой, а Оля звонко смеялась, записывая в тетрадь все прозвучавшие задания, их позже можно будет повторить с подругами. В шуме и веселье мимолетные взгляды терялись, и Соня иногда смотрела на Соловья.

Ночь сгущала краски неторопливо. Луна осветила озеро, звезды привычно разбежались по небу, звуки стихли, часы на первом этаже пробили полночь. До встречи оставалось два часа, и Соня не могла спокойно сидеть и ждать. Она, потушив свечи, то ходила по спальне, то останавливалась около окна, то ложилась на кровать и вновь звала те чувства, которые переполнили душу и тело, когда Лешка Соловей крепко ее обнял.

Бой часов… Один, два…

Соня выскользнула из комнаты и, осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, направилась к кухне. Сейчас довольно большой дом казался маленьким и даже тесным, будто сдвинули стены, и теперь нужно быть вдвойне внимательной, чтобы не задеть стул или не споткнуться о край ковра. Лестница не издала скрипов, и Соня ее искренне поблагодарила. Узкая дверь поддалась легко, будто только и ждала гостей.

Небольшой чердак с низкими балками потолка представлял собой хорошо организованный склад ненужных вещей. Здесь хранились стулья на случай приезда большого количества гостей, кухонная утварь, не нашедшие себе места вазы, корзины… Лунный свет слабо пробивался из двух маленьких окон, но его было вполне достаточно, чтобы увидеть Лешку Соловья. Он сидел на сундуке, привалившись к стене, положив ногу на ногу, и улыбался.

– А у вас здесь неплохо, – сказал он. – Я вообще люблю чердаки. Иди сюда, садись рядом.

Соня бесшумно прошла вперед и села на свободное место. Локоть коснулся локтя, и к плечу побежали мурашки.

– Я боюсь, – честно призналась она, даже не представляя, что скажет Николай Степанович, если обнаружит ее здесь. С внуком Льва Григорьевича.

– А разве может случиться что-то плохое? – Лешка вопросительно приподнял правую бровь и заглянул Соне в глаза. Он находился столь близко, что его дыхание смешивалось с ее дыханием, и от этого тело окутывала слабость.

– Нет, – она улыбнулась.

– Пусть нас найдут, не жалко. Возможно, это будет даже весело.

– Мне все еще не верится, что это ты… Я еле сдерживаюсь, чтобы не коснуться тебя и не проверить, – честно призналась она и смутилась.

– Поверь, я буду счастлив, если ты начнешь меня трогать, – тихо засмеялся Лешка и добавил: – Ох, послушал бы меня сейчас дед, хотя, уверен, в глубине души он еще тот разбойник.

– Но как ты стал внуком Льва Григорьевича?

– А я всегда им был, – просто ответил Лешка. – Я незаконнорожденный. Года три жил в доме отца, потом меня отправили в деревню, и это было самое беззаботное время. Поля, леса, коровы… И самое главное – никому нет дела до тебя. Свобода. Но в двенадцать лет меня вернули в Петербург и отдали на обучение в плотницкую мастерскую, откуда я благополучно сбежал. – Лешка усмехнулся, видимо вспоминая то время. – Меня довольно быстро поймали, определили в приют, я опять сбежал, опять поймали и отдали портовым торгашам, где я неплохо жил около года. Потом было рыболовецкое судно, сильная простуда, берег. За мной издалека присматривал секретарь Льва Григорьевича, в какие-то моменты он появлялся и пытался повлиять на мою судьбу, однако потом опять исчезал, и я делал что хотел.

– Но как ты оказался у Прохора?