Дом Одиссея

– Кстати, Приам, Приам! Я про то, что он все время рассказывал одни и те же три истории. Одну – про коня, вторую – про пророчество, а третьей была ужасная история о том, как он отправился в Колхиду…

Елена болтает.

Пенелопе непонятно, как один-единственный голос может стать таким неиссякаемым источником бессмысленного шума. А еще ей непонятно, как ее двоюродная сестра может так легко говорить о Трое, о событии, расколовшем мир надвое, и каким-то образом не сказать ничего серьезного. Как из множества слов, срывающихся с губ Елены, лишь малое количество имеет смысл.

– …Замечательно, что они делают со своими волосами. Так вот, когда девочка-южанка становится женщиной, она обривает голову и носит парик, но в других местах плетет косы, как символ связи между мужем и женой, и носит постоянно вот так. Пенелопа, ты смотришь? Постоянно, а еще у них есть особые краски чудовищного красновато-коричневого цвета, просто отвратительного, но они утверждают, что он означает верность и преданность тому…

Елена болтает, а во дворце не прекращается движение.

Оно совершенно безобидно и ничем не примечательно. Всего лишь служанки Пенелопы – Одиссея, точнее сказать – за работой. Большая часть занята внизу, на пиру, но еще несколько во главе с легконогой Автоноей обходят комнаты спартанских гостей, убеждаясь в том, что, отправившись в постель, те найдут тазы с прохладной водой у окна, что грубые шерстяные покрывала будут как следует разглажены, что ни мышиного помета, ни назойливых насекомых не будет замечено даже в самых малых комнатушках. Автоноя в сопровождении Фебы и Меланты идет из комнаты в комнату, с ведрами воды в руках, все с вежливыми улыбками и со скромно опущенными долу взглядами. Двери некоторых комнат охраняют спартанские солдаты, но они просто стоят и смотрят на женщин за работой. От них ведь никакого вреда, в конце концов. И что такого интересного для себя могут увидеть там рабыни?

В комнате Никострата, когда-то бывшей детской Телемаха, почти все пространство занято броней. Никострат родился слишком поздно, чтобы сражаться под стенами Трои. Он это понимает, а потому, едва отметив свой пятнадцатый день рождения, стал ввязываться в любую подвернувшуюся битву, будь то с пиратами или налетчиками. Это было непростой задачей, поскольку установленный Агамемноном мир все еще держался и считалось неприличным юным воинам грабить царей, соседствующих со Спартой. Вместо этого ему пришлось уплыть на юг, прямо до земель фараонов и бородатых хеттов, в поисках славы и золота. Спарта не нуждалась в золоте, зато Никострату необходима была слава, даже если добиться ее можно было, лишь убивая спасающихся бегством детей. Свою броню, по его заявлению, он снял с великого воина на колеснице, которого победил единолично возле города Ашдода. Ее отличительная черта – осадный щит, под которым легко может укрыться семья из трех человек, он ужасно большой и громоздкий. Никострат действительно убил какого-то человека возле этого города, но тот пытался сбежать, а броня была зарыта под домом вдовы. Он думает, что однажды может стать царем и если станет, то посвятит свою жизнь воителю Аресу и проследит за тем, чтобы женщины его дома знали свое место. Последнее постоянно звучит в беседах детей Менелая мужского пола.

Автоноя с остальными зажигают масляную лампу, стоящую у кровати, чтобы Никострату не пришлось возвращаться в свою комнату в темноте.

Покои Менелая по сравнению с комнатой его сына намного проще. Конечно, здесь стоят сундуки, полные золота и драгоценного оружия, предназначенного для вознаграждения тех, кто порадует могучего царя, а его кровать уже устлана ворованными шелками, подрубленными в троянском стиле. Но ему нет нужды выставлять свои доспехи или ставить у двери огромный щит. Не нужна вся эта ерунда, чтобы показать миру, кто он такой, а он – Менелай! Силы, скрытой в его взгляде, величественности его поступи вполне достаточно, чтобы донести это, благодарю покорно.

Спартанцы наблюдают, как Автоноя наполняет золотой умывальник у его кровати водой из колодца. Умывальник не с Итаки: не то чтобы Менелай отказался умываться из глиняного или оловянного таза, вовсе нет, он воин, знаете ли, в первую очередь воин! Просто кто-то из его прислуги решил, наверное, что ему пристало жить в окружении золота, – и вот, слуги есть слуги, иногда приходится и царю им подчиняться.

В покоях Елены сплошь зеркала: маленькое зеркальце для изучения лица; великолепное зеркало, в котором можно оценить весь свой образ; зеркало, которое держат, чтобы она могла увидеть свой затылок; бронзовое зеркало, которое слуга носит следом, на случай если надо будет взглянуть на себя по пути; самое большое и чистое из них – сплошь полированное серебро, и отражение в нем сияет, поражая, что на Фебу оказывает гипнотическое действие. Елена не взяла с собой ни единого зеркала, отправляясь в Трою. И только после смерти Париса, когда его братья принялись спорить о том, кому она принадлежит теперь, она все-таки позволила себе глубоко и надолго утонуть взглядом в зеркальной глади.