— Ты что здесь сидишь в темноте? — услышал он сзади голос и едва не потерял сознание от нахлынувшего ужаса. Только тогда Паша понял, в каком напряжении находился всё это время. Тётя Вера прошла в комнату и включила лампу на его столе:
— А нас сегодня задержали, как назло. Какая-то комиссия приезжает.
Она говорила что-то ещё своим тихим, шуршащим голосом, А Павлик с горечью подумал, что ему всё просто приснилось. Не было никакого Серого. Очередной жестокий розыгрыш. Понурив голову, Павлик покатился на кухню вслед за тётей Верой. Слёзы кипели в глубине глаз, щекотали носоглотку, норовя вырваться наружу, но Павлик сдерживался. Он всегда стыдился плакать при тётке. Не то, чтобы она его упрекала или выговаривала. Нет, наоборот. Если тётя видела его слёзы, она бежала успокаивать его и едва не плакала сама. Павлику становилось очень жалко её: она как будто становилась меньше ростом, сильнее бледнела, голос становился совсем тихим. Павлик втайне боялся, что она может совсем исчезнуть, раствориться в воздухе без следа.
— Сейчас будем ужинать, — шелестела тётя, звеня посудой и Павлик почувствовал, что слёзы отпустили, ушли в глубину, как дождевые капли впитываются в рыхлую землю.
Он подкатился сзади и крепко обнял тётку сзади, ненадолго обездвижив.
— Соскучился? — она поняла его жест по-своему, — обещаю больше так не задерживаться. Буду говорить, что у меня племянник один дома…
— Тёть Вер, а расскажи мне про домового? Его, зовут Серый? — неожиданно для себя спросил Павлик и даже язык прикусил, испугавшись своих слов.
— Серый? — тётя высвободилась из объятий мальчика, удивлённо посмотрела на побледневшего Павла, — не знаю, Пашенька. С чего ты взял? Тебя что-то напугало?
Павлик торопливо замотал головой, кляня себя за длинный язык.
— Павлик, я понимаю, что ты хочешь домой. Возможно, мы переедем к вам. Но не сейчас. Я не готова. У меня работа под боком, очень удобно. Да и привыкла я к этому дому. — Тётя Вера вздохнула и села за стол.
— Ты его не боишься? — неожиданно спросил мальчик.
— Кого? — нахмурилась женщина.
— Ну… Дом. Бабушка рассказывала про него, что здесь много разных не упокоенных душ бродит, — деловито объяснил Павлик.
— Ох уж, наша бабуля! — немного скривилась тётя Вера, — она тебе сказки рассказывала. Выдумки. Дом, как дом, просто очень старый. Поэтому полы скрипят, дерево ссыхается. Обои трещат, потому что стены потихоньку разрушаются. Но ничего, скоро квартиру в новом доме дадут, там будет хорошо. А пока надо немного потерпеть, — её тихий голос шелестел над ухом Павлика, успокаивал и ему даже захотелось спать.
— А как же слова, что домовой шалит? — недоверчиво вскинулся мальчик и сон исчез.
— Так это же шутка, глупый! — нежным хрустальным перезвоном рассыпался смех тётки, — нет никакого домового!
Павлик немного обиделся. Он на самом деле верил в домового. Не могли полы скрипеть так, как будто по ним кто-то ходил! А сегодняшние слова на запотевшем стекле?!
— Я к себе! — Коротко проронил Паша и направился в свою комнату.
Без настроения подъехал к столу, потянулся рукой за карандашом и… едва сдержал крик. На тетрадном листе в клетку, прямо под его вопросами темнели печатные буквы: «Зови меня Серый.» Первой мыслью Павлика было позвать тётю Веру и показать ей доказательство существования домового. Он даже открыл рот и набрал воздуха в лёгкие для крика, но передумал.
Нет, это будет его, Павлика, маленький секрет. Его новый тайный друг. Не стоит рассказывать о нём взрослым. Да вообще никому не надо. Новый друг не всегда отвечал на слова Павлика. Например, настойчивый вопрос: «Кто ты?» — так и остался без ответа.
Наутро на новом листе красовались корявые буквы: «Я хочу тебе помочь. Давай проучим Артура. Не бойся, плохого не сделаю». Павлик задумался, хотел было отказаться, но передумал. Просто ничего не ответил. Вывел вопрос совсем о другом, но о том, что живо интересовало его: «Ты домовой?» и отъехал в другую комнату на пару минут. Так у них повелось. Чтобы Серый написал в ответ, надо было оставить бумагу и карандаш и отъехать ненадолго. Когда он вернулся, на листе темнели буквы: «Нет. Но я хочу и могу тебе помочь. Ты мечтаешь вернуть ноги?»
Мальчик задохнулся на несколько секунд. Неужели… Неужели он снова сможет ходить? И Павлик вдруг отчаянно, как тонущий в проруби человек хватается за хрупкий лёд — поверил в невозможное. «Я смогу ходить?» — дрожащими от волнения пальцами вывел он. Вновь потянулись минуты ожидания. Потом Павлик кинулся обратно и уставился в тетрадь.
«Да. Но сначала пусть придёт Артур», — было криво выведено на тетрадном листе. «Зачем?» — хотел написать Павлик, но рука остановилась, сжимая карандаш. Какая разница? Серый обещал помочь, так и будет. Он наверняка напугает Артура, проучит подонка, чтобы тот оставил их с тётей в покое. И остро отточенный грифель зашуршал по бумаге, выводя лишь одно слово: «Хорошо!»