Ива сочувственно улыбнулась. Ей в самом деле было жаль это странное существо, забывшее, кто оно есть. В то же время она понимала, что ходит сейчас по тонкому льду: что будет, когда буньип вспомнит? Не попытается ли он поглотить и ее так же, как поглотил в свое время девочек из приюта, их воспитательницу и настоящего господина Капитана? Она рисковала, и рисковала сильно.
— Я думаю, — сказал Хендерсон, отворачиваясь, — у кого-то здесь поехала крыша. Ты знаешь, как опознать буньипа? По полоскам, как у тигра. Ну и где ты видишь у меня полоски?
Вот теперь он начал торговаться.
— На груди, — сказала Ива. — Татуировка сумчатого волка — она всегда у тебя была?
Старик фыркнул:
— На все есть ответ, да? Эту татуировку набил мне один китаец в порту Хобарта, и я помню, как это было. — Он ткнул пальцем в изображение тилацина. — Когда-то я охотился на таких на острове. Славное было времечко. Однажды за день я подстрелил шестерых полосатых мерзавцев.
— Зачем?
— Затем, что они вредители. Нападают на овец, разоряют честных фермеров… Мерзкие твари.
— Раз они такие мерзкие, зачем же делать татуировку?
— Затем, что… — Хендерсон нахмурился, глубокие морщины взбороздили лоб. — Затем, что… Когда-то у меня жил такой. Взял его еще щенком, выходил, выкормил… А потом он пропал. Должно быть, его подстрелили охотники ради награды…
— Это воспоминания разных людей. Они у тебя совсем перепутались в голове.
Хендерсон уставился на некую точку в полуметре над головой Ивы.
— Кинджа, — сказал он спустя какое-то время. — Моего волка звали Кинджа.
Ива не удивилась, просто кивнула, как чему-то само собой разумеющемуся. В конце концов, не просто так тилацин привел ее сюда. Как бы то ни было, но зверь остался верен своему хозяину, и для него не имело значения, кем тот стал.
— Его не убили охотники, — сказала она. — Он спасся и смог найти дорогу до дома моей Матушки. А потом он привел меня сюда.
Она хотела сказать «для того, чтобы я могла тебе помочь», но не решилась. Истинные мотивы Кинджи остались для нее загадкой. Если он искал встречи со своим бывшим хозяином, тогда почему до сих пор не показался? А что, если и Кинджа тоже был буньипом? Не зря же его спину украшали полоски… Но потом Ива вспомнила добрые глаза тилацина — нормальные глаза, со зрачками, и решила, что это глупая идея.
— Кинджа? — Хендерсон огляделся по сторонам, как будто ждал, что сумчатый волк материализуется прямо на палубе. — Привел тебя? Ну и где же он тогда?
— Там, — Ива указала на темный лес. — Где-то там…
Старик прищурился.
— Отличная попытка, — сказал он. — Я ведь почти тебе поверил! Но тебе не удастся заманить меня в ловушку. Я туда не сунусь ни за какие коврижки. Выходит, это ты буньип, а не я.
Ива тяжело вздохнула:
— Просто вспомни. Когда ты последний раз смотрелся в зеркало?
— Я не… Где я возьму зеркало? Здесь нет зеркал!
Ива готова была поклясться, что в голосе старика прозвучал страх.
— Нет, — тихо сказала Ива, и все девочки повернулись в ее сторону. — Он боится, что не узнает самого себя. А может, боится того, что узнает… Только здесь нечего бояться, не так ли?
— Это ты их забрал? — спросила Ива у Хендерсона. — Все зеркала?
— Ничего я не брал! — взвизгнул старик и тут же добавил другим, изменившимся голосом: — Я бросил их в реку.
— С этого ведь все и началось, так? — спросила Ива. — Слишком много девочек на борту, и у каждой было с собой зеркальце. Тебе пришлось от них избавиться, но было поздно, ты уже не мог остановиться…
— Что?! Ну что за чушь ты несешь! — Старик попятился. — Чушь собачья. Они отправились на пикник у Красной Скалы, и больше их никто не видел. Все — ничего больше.
— Неправда, — изо всех сил Ива старалась сохранять спокойствие. — Вы отправились их искать, но нашли только одну девочку… Ее звали Алиса, и она спала.