Дом Ночи

Кати шла по двухрядной аллее мимо тощих тополей. Почки на ветках набухли, местами полопались, но листья пока не развернулись, и деревья стояли укутанные зеленоватой дымкой. Местами у корней желтели глазки мать-и-мачехи, столь же яркие, как и неуместное солнце.

– Кра! – послышалось сверху. Хриплый, низкий и на удивление мелодичный голос.

Кати подняла глаза. На ветке тополя сидел черный ворон и пристально глядел на нее блестящими глазами.

Кати остановилась, с подозрением косясь на птицу. Раньше она не встречала во́ронов в городе. Воро́н и галок – сколько угодно, однажды она видела грача, но вороны – птицы леса, им не место среди унылых многоэтажек. Этот ворон к тому же оказался довольно крупным. Под его весом ветка сильно прогибалась и раскачивалась, но даже на этих качелях он умудрялся сохранять достоинство. Угольно-черные перья блестели, будто смазанные машинным маслом.

– Кр-ра! – Ворон хлопнул себя крыльями по бокам.

Кати вздрогнула. Что это было? Приветствие? Она огляделась. На аллее, кроме нее, были и другие люди: прогуливалась парочка мамаш с колясками, бодренькая старушка в спортивном костюме занималась гимнастикой, мимо проехал на велосипеде мужчина в дурацком шлеме. Но никто из них ворона не замечал, все преспокойно занимались своими делами. Может, подобное здесь было в порядке вещей?

Чувствуя себя странно, но нутром понимая, что поступает правильно, Кати попыталась сделать книксен. Ворон в ответ снисходительно закивал. Наверное, это была ручная птица. Держат же люди попугаев и канареек, так почему бы кому-нибудь не держать ворона? Кажется, она читала об этом. И еще о том, что вороны очень умные птицы, умеют считать, а иногда и разговаривать.

– Ты умеешь разговаривать? – спросила Кати.

Ворон склонил голову:

– Кра!

Кати вздохнула:

– Жаль. Мне почему-то показалось, что ты волшебная птица. И что ты можешь мне помочь…

Она быстро огляделась, уверенная, что все мамаши и старушки-спортсменки смотрят сейчас на нее как на чокнутую. Но никому не было до нее дела. Она и эти люди жили в разных мирах. А вот ворону, похоже, было дело: он перебрался на ветку поближе.

– Ты можешь мне помочь? – спросила Кати.

Ворон не ответил.

– Мне кажется… Нет, я точно знаю, что совершила что-то ужасное. Не специально и… Я ничего такого не хотела! А теперь мне придется за это расплачиваться. Я сделала большую глупость…

– Крр… – пророкотал ворон, как будто хотел сказать, что так оно и есть.

Кати вспыхнула. Она едва удержалась от того, чтобы не схватить с земли камень и запустить в эту самодовольную птицу. Сбить с нее спесь одним метким броском. Кто дал ей право ее осуждать?

И тут же ей стало стыдно: Кати понимала, что рассердилась вовсе не на ворона, а на себя. И мысли, которые она ему приписывала, – это ее собственные мысли… Ворон же просто каркнул и ничего больше.

– Наверное, я схожу с ума, – проговорила Кати. – А может, уже сошла, только изнутри этого же не заметишь. Ты как думаешь?

Кати провела рукой по лбу – он оказался горячим, как печка. Ничего удивительного: жар и бред всегда ходят рука об руку. Ей нужно вернуться домой. Выпить таблетку аспирина, залезть под одеяло, закрыть глаза, и там уже не важно – уснуть или умереть. Только это ничего не исправит… Он придет туда. Хенрих Зеленые Зубы, принц тысячи ракушек, явится прямо в их квартиру. Если он смог пробраться в школьный туалет, значит, и прочее ему по силам. От него не спрятаться. Он выполнил свою часть сделки и теперь придет забрать свою награду – ее брата. Ведь долг, как известно, платежом красен.

– Кра!

Ворон все еще глядел на нее, будто чего-то ждал.

– Так ты можешь мне помочь? – спросила Кати. – Нет. Не так… Помоги мне. Пожалуйста.

Кати не помнила, где и когда, но почему-то была уверена, что раньше уже разговаривала с похожей птицей и точно так же просила ее о помощи. Может, это случилось во сне?

– Кра! – Ворон взмахнул тяжелыми крыльями и сорвался с ветки.

Он летел в сторону леса, а Кати, сложив ладони домиком, смотрела ему вслед. Смотрела, как он превратился в крошечную черную точку, и после того, как эта точка растаяла в сером небе.

Когда Кати вернулась домой, мама хозяйничала на кухне. Герберт-младший похныкивал в слинге у нее на животе.

– Что-то ты сегодня рано, – сказала мама, но в ее голосе прозвучало не удивление, а усталость.

– Сняли с уроков, – призналась Кати.

Она совершенно не представляла, что сказать, когда мама спросит почему. Кати не хотела ее обманывать, но говорить правду хотелось и того меньше. Но мама ничего не спросила, а только кивнула, как чему-то само собой разумеющемуся. Если она вообще ее услышала, в чем Кати сомневалась. Мама выглядела подавленной и разбитой. И глубоко несчастной – в глазах разлилась такая тоска, что у Кати сердце защемило от жалости.

– Тебе чем-нибудь помочь? – предложила она.

Мама попыталась улыбнуться, но эта попытка далась ей с трудом.

– Нет, милая, спасибо. Мне…

Она опустила взгляд на младенца и обреченно вздохнула. Но на какой-то миг ее лицо вдруг просветлело.