Дом № 23

Эх, жалко, что не могу я сейчас к почтовому ящику сходить, может за эти полтора дня, там появилась любимая кипа писем или новое сообщение от незнакомца из прошлого… Которое смогло бы пролить свет на его сообщение.

А собственно, почему незнакомец, почему мужчина?

Я закрыл глаза. Сквозь веки огонек лампы был мутным оранжевым пятном, которое плавало от одного края глаза до другого.

Может быть так, что незнакомец это женщина? А еще лучше молодая девушка?

Оранжевое пятно, словно отрицательный кивок головы, намекало об обратном. Э-э нет рыжее, не право ты. Почерк-то в записке, аккуратный, девичный.

Я сжал веки сильнее, притушив пятно, заткнув как будто, чтобы не мешало представить.

Не с первой попытки представил. Контур лишь получился. Прекрасный, фигуристый, хрупкий. Мне этого было достаточно. И даже имя само как-то нарисовалось в воображении. Анюта.

И мысли, словно листья вдруг стали распускаться в голове: что Анюта работает во дворце культуры, что почтальон она ну или секретарь, за письма отвечает. Что недавно там. Долго понять не могла, куда письма пачками пропадают. Хулиган. Конечно же, хулиган это. Как не он? Дворовой. Подросток прыщавый. Развлечения ради. Хобби. И даже в полицию сообщала. Но неуловимым оказался этот прыщавый. Отчаялась. Записку ему бросила. Молчит хулиган. Письма вот уже полтора дня не ворует. Поди испугался воришка. Радостно Анюте от этого.

Снова ее контур. Волосы волнистые по плечу, талия красивая, стоитАнюта, руку в бок уперев.

Я открыл глаза. Лампа.

Только откуда тебе знать Анюта, что письма я воровал? Что на записку твою не отвечает прыщавый, потому что нельзя ему до дворца дойти, пока детали с гарнизона не принесут и Шендерович не починит трансформатор?

Я достал из кармана ее записку, и еще раз прочел текст.

Ответить, что ль?

Что напишу? Привет? Или здравствуй предок, я из будущего!

Хотя, предок – громко сказано. Разница во времени года три. Плюс минус год. Если напишу правду, что я из будущего, поверит? Нет. Не поверит. Так что лучше вообще ничего не писать. Между нами пропасть, не только временная, но и социальная. В каком мире живет она, а в каком я… Но я могу ее предупредить о грядущих событиях и может даже, уберечь от гибели.

К тому же, чего плохого в переписке? Да ничего. Узнаю кто такая хоть, Анюта или, там Наташа. И повеселее мне будет, а то один и тот же пейзаж каждый день, и рожи те же.

Напишу. Как только трансформатор восстановят.

В дверь кинотеатра тяжело, трехкратно постучали.

Это было внезапно для всех нас. Не привыкли мы, что в пол ночь в двери стучат. Не привыкли, что вообще стучат в дверь.

Переглянулись. Прислушались. Не послышалось ли?

Но постучали снова. Трехкратно. Тяжело.

– С гарнизона кажись, – неуверенно предположил Шендерович.

Карпов потянулся к поясу за пистолетом и дав жест всем идти за ним, покрался к дверям.

Возле них мы встали веером, и взяли двойные двери в прицел.

Постучали снова.

– Кто? – гаркнул Карпов.

– С гарнизона! Лейтенант Савкин. Для трансформатора детали несли. Мужики…Открывайте! Быстрее! – последнее слово дало питуха. В ответе этом, точнее в голосе, присутствовала тревога, страх.

– Странный он какой-то… – сказал Пашка. – Может, не литеха это?

– А кто еще по-твоему? – спросил я. В ответ Пашка пожал плечами.

Снова трехкратно, монотонно и тяжело постучали с той стороны.

– Мужики…Нужна помощь! Там пацаны мои остались! Пока не поздно спасать их надо…

– Если что увидите странное, стреляйте на поражение! – дал команду Карпов.

Зацыкали предохранители.

Карпов поднял засов и толкнулстворкудвери.

Тревожный скрип петель анонсировал следующее: на улице действительно был лейтенант Савкин. Он стоял перед нами, тычащими ему в лицо оружием, его глаза были полны тревоги. Форма на плече старлея, темнела и переливалась черным подтеком. Окровавленная ладонь в треморе сжимала пистолет, и указательный палец монолитом скрепился с курком скрепами пережитого…

– Толян!!!– удивился Карпов. – Ты?! Да опустите вы стволы уже! Свои, не видите чтоль?! А я думаю, твоя фамилия или нет… Что с тобой?

– Каждая секунда в цене. – прижимая руку с пистолетом к плечу, тяжело говорил Савкин. – Пацаны там… Нужно их вытаскивать от этого…

– Где? – спросил Карпов.

– Двор за тем домом. Там детский сад. Пацаны в нем держаться.

Карпов дал жест выдвигаться и обернулся на стоявшего в проходе Шендеровича:

– Ты тоже идешь! Разомнешь булки. Тут от тебя толку все равно никакого.

Мы шли по проезжей части. Карпов и Савкин двигались впереди и о чем-то негромко переговаривались. Видимо Савкин обрисовывал произошедшее. Остальные же, двигались за ними.

Заметно похолодало. Этой ночью настали первые заморозки. Надкушенный желтоватый диск луны своим светом разжижал густую темноту города, поэтому никто из нас не включал фонарики: асфальт переливался замершей влагой, и зеленая трава вокруг перекрасилась в серый цвет.