Старая островная сказка, рассказанная мне вдовцом Маццу, похожая на сицилийскую сказку и, видимо, происходящая от нее. Впервые записана примерно в 1961 году.
I
Много лет спустя, когда оба повзрослели и каждый жил своей жизнью, Мария-Грация не могла припомнить, с чего началась их вражда.
Братья были, как это назвали английские двоюродные дедушка с бабушкой в своем сдержанном поздравительном письме, присланном после рождения второго внучатого племянника, «ирландскими близнецами». Они родились в течение одного года: Серджо – в январе 1954-го, а Джузеппино – в декабре. Появлению на свет Серджо предшествовали тяжелые сорокачасовые схватки. Около четырех часов утра вторых суток, когда ребенок выходил ногами вперед, измученная Мария-Грация вновь и вновь клялась Роберту, что больше детей у нее не будет.
Но в тот день, когда она везла Серджо из сиракузской больницы домой, кутаясь в шинель Роберта на сиденье парома
– Нет, все же мы родим еще одного. Только надо спешить, иначе я передумаю.
Если это и встревожило Роберта, он виду не показал.
–
Еще до того, как Серджо мог самостоятельно сидеть и есть обычную пищу, посетители «Дома на краю ночи» получили повод обсуждать распухшие щиколотки Марии-Грации и ее внезапные отлучки из бара до туалета или помойного ведра.
– Этот твой англичанин не так прост, как кажется, – заявила Агата-рыбачка, пихнув Марию-Грацию в бок и вызвав хихиканье выпивох.
Но ничто не могло смутить Марию-Грацию.
– Да, местным мужчинам поучиться надо, – парировала она.
Рыбаки, сидевшие в углу, загоготали.
Джузеппино появился в срок, как и положено, головкой вперед. Схватки длились меньше часа. Впоследствии родственники и соседи не переставая указывали на разницу в родах, как будто в этом и крылась глубинная причина различия их характеров.
Первое, что сделал Серджо, когда второго младенца принесли домой, – подполз к люльке, подтянулся за прутья и заглянул внутрь.
– Ох, – растроганно воскликнула его бабушка Пина, – смотрите, он хочет поздороваться с братиком!
Но вместо этого Серджо заорал прямо в лицо младенцу и не переставал орать, пока Пина не унесла его прочь.
На радостях, что Мария-Грация согласилась выйти за него, Роберт пообещал, что будет сам заботиться о сыновьях, пока Мария-Грация станет управляться в баре.
Но присматривать за двумя мальчишками не под силу одному взрослому. Это суетливая и хлопотная работа, в которую вовлечены все имеющиеся родственники и которая лишает их всех сна. Детей нельзя было оставить одних и на минуту, и они быстро измотали обоих родителей. Как-то весной 1955 года в бар заглянула Кончетта. Мария-Грация спала за стойкой, а посетители сами наливали себе кофе и выпивку. Сон Марии-Грации прервали крики Роберта в ванной наверху. Он был на грани срыва, вымазанный в детских какашках и тальке, а в это время Серджо лупил Джузеппино кулачком по голове. Кончетта посмотрела на все это прищуренными глазами, потом присела, извлекла Серджо из лужи, вытерла грязную попу Джузеппино и протянула Роберту чистый платок.
– О, Кончетта! – расплакалась Мария-Грация, в ужасе наблюдавшая за бесчинством старшего. – Эти мальчишки ненавидят друг друга!
– Ничего, – сказала Кончетта тоном, который она переняла у Пины, – все образуется.
– Мы не справляемся, – вздохнула Мария-Грация. – Я не могу сосредоточиться в баре, Роберт не в состоянии один присматривать за ними обоими, а мои родители уже слишком старые.
И действительно, Амедео исполнилось восемьдесят, Пина была не многим моложе, ноги у нее отекали так, что она едва могла ковылять следом за детьми.
– Наше семейное дело прогорит, – сказала Мария-Грация. – А эти дети убьют друг друга еще до того, как им исполнится по десять лет.
– Да всего лишь подрались слегка, – заметила Кончетта. – Все дети дерутся. Я в детстве била все, что двигалось, – других детей, собак, ящериц. Твои братья, должно быть, тоже дрались, разве нет?
– Но не так, – всхлипнула Мария-Грация.
– Ну-ну, Мариуцца, – Роберт погладил ее по спине, – мы что-нибудь придумаем.