Дом на краю ночи

Тогда Мария-Грация, которая больше не могла смотреть на страдания отца с матерью, взяла все в свои руки. Она окончила школу с блестящими отметками: у нее были только восьмерки и девятки и даже десятки по арифметике и итальянскому. Так и не открыв книги, которыми ее наградили, – Пиранделло, Данте и сборник фашистских стихов, – она убрала их подальше и на следующее утро принялась спасать бар. Если ее родители не в состоянии больше заботиться о «Доме на краю ночи», этим займется она.

Мария-Грация распахнула двери и возобновила работу, пусть и в ограниченном режиме, только бы отсрочить финансовую катастрофу, что нависла над их семьей подобно тому, как тень поражения нависала над всей страной. Разогнав ящериц, хозяйничавших в баре, она протерла зеркало, увидела в нем отражение пронзительно синего горизонта и на миг представила, как ее братья, герои войны, появляются из-за этого горизонта. Она к тому времени станет взрослой женщиной, получит образование…

Сигареты и спички, привозимые с материка, достать было невозможно, как и жевательную резинку, и ликер: судно с грузом угодило в Мессинском проливе под бомбежку. И фисташки для выпечки, которые поставляли с Сицилии, больше нельзя купить, так как сицилийские крестьяне, половину которых забрали на фронт, съели весь урожай, чтобы как-то пережить зиму. В начале войны хозяйки Кастелламаре разобрали все запасы с материка: консервированные фрукты и какао из лавки Арканджело, biscotti[44] и жирную салями. Мария-Грация не могла найти кофе для бара, а какао и вовсе превратилось в воспоминание. Булочник теперь пек только грубый деревенский хлеб, если вдруг с материка привозили муку, но и этого хлеба, сухого и жесткого, едва хватало. Свиньи отощали, и мясник нарезал мясо тонюсенькими ломтиками, чтобы побольше продать за ту же цену. Все, что выросло в лето 1942 года, было уже собрано, но самые отчаявшиеся из крестьян бродили по полям, подбирая просыпавшиеся зерна, как это делали в девятнадцатом веке. Люди выискивали в заброшенных садах одичавшие апельсиновые деревья, на которых могли уцелеть неказистые плоды прошлогоднего урожая. Если повезет, апельсин мог оказаться и сочным, но, как правило, плоды были сухи как песок. Крестьяне собирали «зелень» – молодую ботву, которую можно было пустить в еду, целыми днями бродили с ведрами по берегу в поисках больших улиток babbaluci, что выползали после дождя, или рвали орехи в колючих зарослях графских охотничьих угодий.

К концу войны уже все на острове питались исключительно улитками и сорняками. Мария-Грация подавала печенье, лишь отдаленно напоминавшее довоенное, зато у местных вдов ей удалось раздобыть домашние arancello и limoncello, а то, что она называла caffe di guerra[45], было кипятком, подкрашенным кофейной пылью. Но люди приходили в «Дом на краю ночи» – пообщаться да пожаловаться друг дружке на жизнь. Мария-Грация изобретала для своих гостей фантастические блюда буквально из ничего: домашний лимонад, но без сахара, кофе из цикория, вместо печенья хлебные корки с помидорами, они же с луком и с зеленью.

Остров находился практически в полной изоляции, поскольку вокруг курсировали вражеские корабли, впрочем, и доставлять было нечего. Однажды вечером ‘Нчилино, зять Пьерино, привез на своей лодке несколько радиоприемников и объявил, что продаст их тем, кто даст лучшую цену. Мария-Грация подстерегла его на прибрежной дороге и потребовала показать добычу. Два приемника промокли, у одного была разбита шкала, но один был как новенький.

– Если он работает, я покупаю, – сказала девушка.

В баре требовались перемены. Сознавая это, Мария-Грация в приступе расточительности – из-за чего потом не спала несколько ночей – спустила прибыль за два месяца на радиоприемник, перебив предложение Арканджело, который рвался купить его для своей лавки. ‘Нчилино достал (одному ему ведомыми путями) батарейки, и радио ожило.

Мария-Грация поставила приемник на барную стойку. Она любила слушать радиостанцию Би-би-си, которую иногда удавалось ловить с Мальты («при правильном ветре», как утверждала Джезуина), а также музыкальные станции, крутившие джаз или оркестровую музыку, так отличавшуюся от заунывных песен острова, кроме которых она ничего, по сути, и не слышала в своей жизни. Но прежде всего девушку интересовали военные сводки. Теперь она была хозяйкой бара. Надеясь, что радио в любой момент может сообщить новости, касающиеся сыновей, племянников, внуков, жители острова теперь целыми днями торчали в баре, собравшись вокруг приемника и раскошеливаясь на целую лиру за caffe di guerra и кусок черствого хлеба с кучкой зелени.

– Надо было подороже с тебя взять за эту штуку, – сокрушался ‘Нчилино. – Если бы я только знал, что продаю единственный работающий приемник на всем Касталламаре! Молодец, Мария-Грация, смышленая ты хозяйка. Ладно, что уж тут убиваться. И кто бы мог подумать, что ты станешь такой пройдохой, со своими-то громыхающими колодками?