Дом на краю ночи

И после закрытия бара она слышала, как он топчется за закрытой дверью своей чердачной каморки, что-то невнятно бормочет, явно рассуждая над каждой вещью, перед тем как отправить ее в ящик или отложить в сторону.

Разобравшись с ящиком, Амедео словно утратил интерес ко всему, ко всем прочим памятным вещицам, будто они не имели к нему никакого отношения. Иногда вдруг, наткнувшись на тот или иной предмет, принимался изучать его с интересом естествоиспытателя: статуэтку святой Агаты с кровоточащим сердцем или семейное фото, разглядывая так, будто видит впервые. И постоянно перелистывал красный блокнот, читая истории и прочие свои записи, вырывая и отбрасывая одни листы и что-то черкая на других, помечая детали: «История, рассказанная мне в доме вдовы Агаты осенью 1960 года», или «Любопытный, выявляющий правду рассказ времен моей практики medico condotto в Баньо-а-Риполи». Вырванные листы он отрешенно сжег в старом железном ведре во дворике. Амедео шурудил в ведре палкой, и казалось, что и сам он объят пламенем. Выглядел он при этом почти счастливым.

В эти недели его внуки, забыв о своем подростковом бездушии, вновь обратились в маленьких ребятишек и много времени проводили с дедом. Серджо даже склеил разорванных «Двух братьев».

– Почитай нам еще раз, nonno, – уговаривал Серджо деда.

Но Амедео молча укрывался в комнате на чердаке.

– Если ты хочешь заняться делом, Серджо, – сказал он однажды сурово, – то помоги мне переписать эти истории. Некоторые записи об острове я делал на отдельных листках, надо переписать в книгу.

И Серджо занялся переписыванием, сидел, склонясь над столом старого доктора, выводя свои каракули рядом с элегантным почерком деда. Пока Серджо трудился, Амедео снял с полок старые медицинские журналы и вынес во двор.

– Все, что писали раньше, уже неправильно, – объявил он. – Так что я могу избавиться от этого хлама.

На следующий вечер он вызвал Серджо и Джузеппино к себе в кабинет. Мальчики стояли перед ним на расстоянии локтя друг от друга. Серджо ссутулился, ощущая себя не в своей тарелке, Джузеппино пинал диванную ножку в виде львиной лапы и хмуро глядел в пол.

– Мальчики, – заговорил Амедео, – я хочу поговорить с вами о своем завещании.

Хотя план этот вызревал в нем с тех самых пор, как началась вражда братьев, он нервничал, почти задыхался, тянул с рассказом.

Джузеппино продолжал пялиться в пол. Серджо поднял голову в почтительном ожидании.

– Перед смертью, – сказал наконец Амедео, – я хочу оставить вам две вещи. Не говорите об этом ни маме, ни отцу. Это должны знать только вы. Во-первых, я оставляю вам свою книгу с историями, а во-вторых, бар. Вы должны хорошо позаботиться о том и другом. – Амедео поднялся со стула и ткнул тростью Джузеппино, все так же мерно пинавшего ножку дивана. – Джузеппино, ты слышишь меня?

Мальчик поднял голову, и Амедео увидел, что он едва сдерживает слезы.

– Ты не умрешь, – сказал Джузеппино. – Ты не умрешь, nonno. Не говори так.

Страх на время объединил братьев.

– Да, – подхватил Серджо, – ты не умрешь. И ты не должен говорить о смерти. Мы отвезем тебя на Сицилию в больницу.

Амедео поднял руку:

– Мне девяносто шесть лет. Я не собираюсь ехать в больницу. Что я им скажу? Что я умираю? Вот уж они там удивятся: человеку девяносто шесть лет, а он вдруг помирать собрался. Ха!

– Ты не умрешь, – настаивал Джузеппино, продолжая долбить львиную лапу, с которой уже что-то сыпалось.

– Я назначаю вас двоих ответственными за бар, – сказал Амедео. – Ваши родители не смогут вечно управлять им. Однажды они тоже состарятся. И что тогда произойдет с баром, которым наша семья владеет уже пятьдесят лет? Поэтому я оставляю его вам. Чтобы быть спокойным за его будущее. Вы понимаете?

– Кто из нас будет главный? – спросил Серджо.

– Вы оба будете главными. Я оставляю его вам обоим, поровну.

У Серджо закружилась голова, когда он представил, что они оба обречены до самой смерти торчать на разных концах барной стойки. Два толстяка, как Филиппо и Сантино Арканджело, навсегда прикованные друг к другу.

На следующий день ни один не упомянул о разговоре с дедом, но Джузеппино еще больше ушел в себя, а Серджо еще сильнее сгорбился и выглядел еще более виноватым.

К Фестивалю святой Агаты Амедео описал и разложил по полочкам всю свою жизнь. Ни с кем не простившись, он отправился спать на чердачный диван, где его и обнаружили тем же вечером. Он лежал на спине, скрестив руки на груди, словно хотел избавить семью от лишних хлопот. Он выждал всего четыре месяца, чтобы последовать за Пиной. Его похоронили рядом с Пиной, в гробу, специально изготовленном под его огромный рост.